Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов
И эта песня ни у кого из сидевших в юрте волостных не вызвала одобрения. А вспыльчивый, самоуверенный Молдабай сердито выкрикнул:
- Этот Байкокше - и на самом деле кокше16! Очернит кого угодно! Исподтишка мутит воду!
Асылбек, внимательно прослушавший терме акына, усмехнулся и ответил на слова Молдабая:
- Нам нужно с должным вниманием относиться к словам акына. Акын ничего не скажет зря.
Остальные аткаминеры и волостные старшины, которым тоже не пришлись по душе слова Байкокше, постарались перевести разговор на другое, начали шутить, подтрунивать друг над другом, как это водится за кумысом, в ожидании дружеской трапезы. Но Абай не захотел, чтобы публика замяла острое песенное выступление Байкокше, и вступил в разговор:
- Почтенный Байеке не стал восхвалять тех, кто привык корыстно пользоваться властью. Его песня - не слова попрошайки. Он говорит то, что говорит народ о таких властителях. Акын обличает их от имени народа!
Слова Абая возмутили Такежана.
- При чем тут народ? Какой народ давал ему поручение говорить дурные, ядовитые слова? Скажи прямо: змеиный у него нрав, каким наградил его Создатель.
Исхак и Тойсары тотчас поддержали его.
- Мерин чесоточный всегда хочет потереться о другого коня! - сказал один.
- Такому надо подальше держаться от народа! - поддержал его другой. - К чему эту заразу передавать людям?
Абай усмехнулся и ответил:
- Не можем мы спокойно выслушивать правду! На откровенное, правдивое слово отвечаем угрозой: «помолчи лучше, а то лягну тебя как следует!» Как же нам узнать об упреках народа, если даже не будем слушать Байкокше?
- Байкокше - это еще не народ! - вскричал Такежан.
Но тут в спор вступил сам акын, прогремев на домбре стремительным проигрышем, он подался всем корпусом вперед и молвил:
- Уа, мой волостной! Байкокше как раз и есть народ! Не хочешь его слушать - не слушай, но Байкокше всегда поет то, что на устах народа!
- Ну, тогда и спой, пройдоха, что там на устах у народа! Коротко спой, не утомляй наши уши! - насмешливо глядя на акына, потребовал Такежан.
Абай весело, сверкнув черными глазами, с улыбкой одобрения посмотрел на Байкокше.
- Оу, Байеке, не будем теряться! Дадим ему знать, что думает о нем народ. Споем вдвоем терме: я начну, а ты подхватишь. Годится?
И тут же, без задержки, Абай заиграл на домбре и запел:
Густою травой жайляу в низинах покрыт, На легкое счастье родится иной жигит...
Сидевший, скорчившись, Байкокше вдруг встрепенулся, приосанился и, взяв на подхват ритм терме, продолжил пение своим высоким голосом:
Поставят за ловкость его волостным -
Он только взятки берет, пока не слетит!
- Вот тебе и слова, что на устах у народа! - смеясь от души, сказал Абай, глядя на Такежана.
Сидящие в юрте, оценив меткость и быстроту поэтического слова акынов, воодушевленно зашумели, развеселились, все как один уставились смеющимися глазами на Такежана. А он багрово вспыхнул, отвернулся от Абая и пробурчал:
- Типун тебе на язык. Словоблуд ты этакий...
Абай покатился со смеху. Сидящему рядом Ерболу сказал:
- Ну, брат! Это не Байкокше, а настоящий Жайкокше17 - удар грома! - Продолжая громко смеяться, Абай встал и вышел из юрты. Оставшиеся, в особенности волостные, сразу же смолкли и, словно забыв о недавнем веселье, все как один насупились, объединившись в общем угрюмстве. Так дрофы в степи, когда видят внезапно подлетевшего ястреба, сплачиваются в единую стаю, готовясь к отпору. Оспан видел, что гостям не по душе поэтические выходки Байкокше и, обратившись к нему, прямой и грубоватый хозяин сказал:
- Ладно, про остальных можешь не продолжать.
И он стал взбалтывать и наливать в пиалы кумыс.
Из всех собравшихся в его юрте волостных самым молодым был Шубар. Но он был и самым грамотным, развитым, подвижным по сравнению с другими. В свое время он учился у муллы Габитхана, через десять лет сам получил звание муллы, затем, подобно Абаю, самостоятельно обучался русской грамоте, занимался у разных толмачей и довольно преуспел в разговорной речи по-русски.
Это дало ему возможность выдвинуться от Иргизбая в волостные Чингизской волости, несмотря на то что по возрасту еще не проходил - ему приписали несколько лет. Его старшие братья, Такежан и Исхак, поручали ему выступать от их имени перед крестьянским начальником Казанцевым и перед оязом Лосовским... Заметив, как огорчился Оспан из-за выпадов Байкокше, он стал бранить акына:
- Оу, Байкокше! Чтоб тебе провалиться на месте! Свои насмешки и издевки ты считаешь «честной прямотой» и хочешь, чтобы мы их выслушивали? Но кто тебе позволил нарушать законы адата и вразумил тебе, что можно «съесть поданную тебе пищу, а потом чашу отбросить пинком в сторону»?
Слова Шубара еще сильнее взвинтили Оспана, и он, с неудовольствием глядя на акына холодными глазами, стал ему выговаривать:
- Вот я, ты знаешь, не волостной и не приспешник сановников. Здесь собрались почитаемые, видные люди разных родов, и я выказываю им свои родственные чувства. Я для властей посторонний человек, но я пригласил своих родичей в этот дом, чтобы они отвлеклись от своих мирских забот и поразвеялись бы, отдохнули. Я не одобряю споры и тяжбы разные, я больше за то, чтобы дружба была между людьми и согласие, и я хочу всем пожелать удачи и всякого блага! - Так сказал