Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

Отряд захвата, снаряженный Кунанбаем, завершил дело и спешным ходом возвращался с Чингиза.

Из десяти плененных в тот же день одному удалось бежать, это оказался Абылгазы. Он пошептался с напарником, сидевшим сзади, и незаметно стал придерживать коня. Охранявший их джигит Кунанбая, еще со вчерашнего дня мотавшийся в седле, дремал, уронив голову на грудь. Его лошадь догнала пленных, пошла рядом. Уснувший джигит свой шокпар держал не в руке, а зажатым под коленом. Дорога вела вниз по дну извилистого каменистого оврага. Абылгазы молниеносно нагнулся к спящему охраннику, вырвал у него шокпар и разом, сильным толчком в поясницу, сбросил его с коня, а сам перескочил в освободившееся седло. Упавший на землю джигит пришел в себя, ухватил повод хилой игреневой лошадки, на которой везли пленных, и заголосил, призывая на помощь. Абылгазы тем же мгновением круто развернул захваченного коня, с места пустил его вскачь и был таков.

Пока были оповещены передние в цепочке всадников, шумели, галдели, принимали решение, беглец уже был недосягаем. Ночная темень угрожающе сгущалась. Изгутты побоялся, что могут сбежать и остальные, и приказал отряду не останавливаться, двигаться дальше. Теперь Изгутты сам ехал в конце всей колонны.

Сбив ее плотнее, зычным голосом подгоняя людей, ему удалось благополучно провести отряд через перевал Бокенши. Далее надо было пройти мимо кунанбаевского зимовья Карашо-кы. Приблизившись к нему, Изгутты послал туда Толепберды с посланием Кунанбаю: желает он смотреть пойманных, допросить их? Кунанбай через того же Толепберды дал ответ:

- Отвести их в Мусакул. Передать Такежану: пусть, не мешкая, сегодня же ночью отправляет всех, в сопровождении толмача, прямо в Семипалатинск. Пленных посадить в арбу, придать им большую охрану, отвезти сразу в городскую тюрьму. По дороге зря нигде не задерживаться. Пусть скорее получат то, что заслуживают!

Такежан на этот раз в Семипалатинск не ездил. Выполняя волю отца, скрытно от всех отправил пойманных в город, и люди еще не скоро узнали, что Балагаз схвачен. А когда узнали, он и его лихие товарищи были уже в тюрьме.

Кунанбай и новый волостной, его сын, напоминали того кота, который, поймав мышь и крепко зажав ее в когтях, никак не успокоится и продолжает урчать, ощетинив усы, поджав уши и огненно сверкая глазами. Нагоняли волну возмущения против разбойников, которые были уже не страшны им, и обвиняли их в самых злостных кознях, направленных против нового волостного старшины.

- Так поступают самые злейшие и коварные враги! Они разграбили казенную почту, хотели подвести под суд волостного старшину Такежана!

- Они хотели погубить Такежана! Видно же по их делам!

Вся эта шумиха разгонялась ими с одной целью: отвлечь степной народ от сострадания и жалости к тем, кто попадал теперь в железные капканы царской власти. Ибо для кочевника тюрьма, лишение степной свободы и угон на каторгу означали - исчезновение из жизни и прямую дорогу в ад. В степи извечно, сколько стоит она, случались вражда и распря, и взаимные обиды и кражи - но никогда кочевник поверженного врага не отправлял в тюрьму или ссылку в неведомые края. Это было немыслимо, запредельно! И Кунанбай с его людьми понимали, что, когда казахи опомнятся и поймут суть происшедшего, для них тюрьма и ссылка, куда попадут их родичи-разбойники, будут во сто крат ужаснее всего того, что они натворили перед своими богатыми родичами. Как бы ни шумели иргизбаи про обиды, нанесенные новому начальнику волости, Такежану, им трудно будет оправдать столь жестокое, неслыханное в степи наказание.

При своей, почти ханской, власти Кунанбай никогда не прибегал к такого рода наказаниям, но в отношении Балагаза и его шайки он вынужден был пойти на это. Ибо разбойники разгулялись настолько, что своими дерзкими грабежами и безнаказанностью могли подорвать давно сложившееся в степи незыблемое представление о безграничной силе и власти Кунанбая. Вот и вынужден был он направить Такежана на такой опасный путь.

В делах Балагаза и Абылгазы сам Кунанбай видел прежде всего не разбой и воровство. Недавние слова Базаралы, сказанные ему, а также вызывающе открытые действия Балагаза - речи и поступки братьев, несмотря на их взаимную вражду, имели общие корни. Базаралы говорил о неправедности богатых, из-за чего страдают бедные, Балагаз грабил одних лишь богатеев, преимущественно из Иргизбая. Поэтому сочувствие к разбойникам в народе только возрастало.

Что может получиться, если весь тот кочевой люд, что голодает сейчас и нуждается, полностью отложится на их сторону? В степи настанет беспредел голодных и власть нищих. Кунанбая всего трясло при одной этой мысли. Надо было действовать против такой опасности немедленно и беспощадно. И Кунанбай знал только один самый верный способ борьбы с народом - запугать его, жестоко наказывая бунтарей.

Но как ни глубоки были его тайные замыслы - о них уже некоторые стали догадываться. Степь не принимала тюрьму и ссылку для своих детей, какие бы проступки они ни совершили. Такую неслыханную жестокость по отношению к ним народ не допускал. Кунанбая люди еще раз осудили, назвав его действия бесчеловечными. Даже Байсал и Суюндик, много пострадавшие от барымтачей, в душе ненавидевшие их, не могли гласно одобрить решение Кунанбая. И они затаились в своих аулах.

Кунанбай настороженно ждал вестей из Жигитек, особенно из аула Байдалы.

А жигитеки впали в сильнейшее негодование! Услышав о том, что пойманные тайно, поспешно отправлены в тюрьму, Байдалы решительно и со всей прямотой своей натуры высказался в осуждение властей и открыто стал жалеть пойманных джигитов.

- Никогда не было и не будет того, чтобы Кунанбай посчитался с народом или постыдился народа! Да излови он и накажи разбойников сам, своими руками - кто бы осудил его? И за них бы - кто осмелился заступиться? А теперь что он скажет народу? Он ведь как волк, который сам убивает и пожирает своих волчат. Молодежь Жигитек будет считать его убийцей.

Байдалы говорил так совершенно открыто, ничего не боясь, много раз и перед многими людьми. Пусть услышит его слова Кунанбай!

И Кунанбай услышал.

- Род Жигитек склонен к воровству и скрывает разбойников. Значит, жигитеки все должны понести наказание! - Такие слова он велел передать Такежану.

На это волостной с Майбасаром ответили тем, что немедленно увеличили разбойный список, довели его до тридцати человек. Теперь в этом списке оказались Караша, Каумен, Уркимбай и все те, у кого в прошлую карательную меру, с участием стражников, забирали скот, - который потом, после вмешательства Базаралы, был возвращен им. И мало этого: в список добавили имя самого Базаралы!

При