Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Ты теперь понимаешь, как была ограблена почта? - обратился Майбасар к Такежану. - И кто навел на это? А вот, вспомни-ка... Когда готовили список, Базаралы был здесь и все видел.

Полетел в аул к себе и рассказал Адильхану. Я не забыл, что говорил тогда Базаралы при всех... Он зачинщик всего! Хорош на людях - а на самом деле враг, коварнее всех наших врагов!

Такежан тоже многое вспомнил из прежних обид и шуточек Базаралы. Базаралы всегда недоволен, он всем перечит, над всеми смеется. Никого не признает, кроме себя. Если Балагаза сошлют, а Базаралы останется, он назавтра же начнет мутить воду, мстить и склонять народ на защиту своего брата... Такежан понимающе переглянулся со своим дядей.

- Маке, вы правы, - сказал он. - Надо прижать его.

Так Базаралы попал в разбойный список.

Услышав, что готовят обвинения жигитекам, Байдалы пригласил к себе Базаралы. При разговоре с глазу на глаз Байдалы сделал признание:

- Оу, как меня подводит моя беспечность! Ну сколько раз приходилось мне гореть синим огнем из-за коварства Кунанбая! А ведь в следующий раз он все равно застигал меня врасплох! И сейчас повторяется то же самое. Просто беда! Разве это не я подпевал ему, называя Балагаза и его джигитов ворами, и помогал гоняться за ними? Это я сейчас понимаю: не воровали они, а совершали смелый поступок ради других, рискуя собой. Они мстили за ограбленных и униженных. Встречал ли ты хоть одного из голодающих бедняков, который проклинал бы Балага-за? Нет, я теперь не хочу называть ворами близких мне смелых джигитов! Змеиный поступок Кунанбая раскрыл мне глаза. Он брызнул ядом на Каумена и Уркимбая! И что же? Думаешь, он хоть кого-нибудь оставит без своей ядовитой клеветы? Апырай! Видно, снова придется выходить на тропу вражды! Он хочет повторить зверства Такежана и Майбасара над жигитеками! Скачи сейчас же к Кунанбаю и скажи об этом. Скажи ему, что ты привез салем от Жигитек. Ты хорошо можешь говорить, передай, чтобы все ему было ясно. Если он не отступится от своего, то ему несдобровать. Выскажи ему все, не щади его!

Базаралы отправился к Кунанбаю. Но сначала направился в Мусакул, чтобы наверняка узнать в волостной конторе о тех

именах, которые попали в разбойный список. Каумен и Уркимбай были названы в нем только по слухам.

Не доезжая до Мусакула, Базаралы решил заскочить к Абаю в Жидебай. Абай оказался дома. Он тоже узнал о новых бесчинствах Такежана с Майбасаром и был сильно возмущен.

- Они, бестолковые, словно одержимы бесами! - воскликнул он. - Снова весь народ всколыхнули!

Абай уже послал в Мусакул расторопного Ербола, чтобы он уточнил имена тех, что попали в список. Базаралы как раз беседовал с Абаем, как вернулся из Мусакула Ербол. Вернулся хмурым, расстроенным. Абай просил рассказать. Ербол смущенно глянул на Базаралы и отвел глаза. Абай настаивал:

- Рассказывай все, как знаешь. Ничего не скрывай.

Тогда Ербол обо всем подробно доложил. Он перечислил тех, что были в списке: там оказались и старики, и самые мирные джигиты, - все, которым по своей немощности попросту не осилить воровские дела! Но больше всего поразило Абая, что в разбойном списке оказался сам Базаралы!

Абай весь побелел от едва сдерживаемой холодной ярости.

- Как?! О, эти тупые, безмозглые подлецы! - бросил он сквозь стиснутые зубы.

А Базаралы лишь рассмеялся. Он только впервые в жизни узнал, что его, оказывается, можно было и в разбойники занести. Но скоро осознал всю тяжесть клеветы и нанесенного оскорбления - и румяное, обрамленное короткой бородой, светлое лицо его на глазах стало меняться, темнеть от гнева. Абай и Ербол молча, с удивлением смотрели на него, не представляя, что воспоследствует дальше от их старшего друга.

- Сегодня я слышал, как Байдалы каялся, что дозволял Кунан-баю провести себя. Сейчас пришел мой черед каяться. Я ведь разговаривал с ним, соглашался и отрекся от своего родного брата, назвав его вором. А ведь он не вор! И джигиты его не воры! Воры - другие! А я, выходит, одинокий конь, отбившийся от своего табуна! Скажите, родные мои, - так воры они или не воры? - с мучительным сомнением спрашивал Базаралы у своих молодых друзей.

- Нет, не воры, - сказал Абай.

- Не воры. Так! И не разбойники, - подтвердил Ербол.

- И я о том же!.. Но если это так, то почему я сейчас не с ними? Почему не дрался рядом с ними против настоящих воров? Почему не разделил с ними их горькую участь? - И Базаралы замолчал, опустив голову.

У Ербола тоже оказалось свое тайное недовольство и сожаление. Сегодня, побывав в волостном приказе, посмотрев на недобрые физиономии Такежана, Майбасара и иже с ними, Ербол укрепился в своих чувствах. И теперь он негромко, с упреком сказал Абаю:

- Эх, Абайжан! А зря ты отказался, когда отец предлагал тебе стать волостным! Мог бы, на худой конец, хоть за народ постоять. Не дал бы совершиться подобному ужасу... А что теперь? На кого мы похожи? Сидим дома, сгораем от стыда, ничего не можем поделать. Как же терпеть все это, Абай? Ведь ты бы мог, наверное, как-нибудь вмешаться и воздействовать?

- И то правда! Слова Ербола вполне уместны, Абай! - одобрил Базаралы. - Мог бы, наверное, ты выступить на стороне невинно пострадавших?

Абай долго молчал, не отвечая. Он тоже жалел - но не о том, что отказался стать волостным начальником. Нет, - он не мог простить себя за то, что сам советовал отцу назначить Такежана на должность.

Такежан ему единоутробный брат, от одного отца они и от одной матери, - но нет на свете человека, который был бы для него более чужд и враждебен. Они с детства сталкивались, в юности стали безразличны друг к другу, а сейчас между ними легла нетерпимость, и стало ясно, что они когда-нибудь должны вступить в открытый бой. Может быть, бой уже начался. Абай должен быть на стороне Базаралы и других людей, обиженных его братом, Абай не может не вмешаться - это и есть его борьба, его бой.

Обдумав все это, Абай, наконец, сказал:

- Базеке, я не мог бы называть себя человеком, если бы ушел в сторону и не стал защищать вас. Такежану силу дает не степь, а город, где чиновники и начальство. Что же, попробуем бороться с ним