Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов
- Калмак! Оу, калмак! Что там этот сторож одно и то же твердит: наказан богом да наказан богом! Пойди, уйми его! Заткни ему пасть!
Кунанбай когда-то ласково назвал молодую супругу «кал-мак», калмычка то есть, - с тех пор так ее и звал, забыв про настоящее имя.
- Нет, хаджи. Сторож поет: «...ты мне послан Богом». Это из песни, которую создал Абай. Сейчас ее многие поют...
Кунанбай громко, со стоном, вздохнул и отвернулся к стене.
- Калмак, айналайын, иди, - пусть замолчит! Уйми! О, Кудай, нет мне покою! - пробормотал он и затих.
А песня в ночи все звучала, не давая покоя не только полумертвому старику:
... Тец/'р ^ос^ан жар ед/'ц сен, Жар ете алмай кет/п ец...
Нурганым знала песню. Когда она впервые услышала слова Татьяны, то чуть не задохнулась от боли. Эти слова передавали все, что было в судьбе Нурганым. Все, что было у нее связано с джигитом Базаралы - другом ее печали и невыплаканного горя.
Выйдя из юрты, Нурганым пошла искать сторожа. Но она не передала ему приказа Кунанбая - лишь попросила Карипжана, чтобы он отошел подальше и пел бы песню тихим голосом...
- Твоя песня старику душу жжет... Понимаешь, песня горяча, как огонь... Уа! Не нравится твоя песня тут, что поделаешь... -сказала она с глубоким вздохом и ушла назад в дом.
Стихи и напевы, рожденные в Акшокы, плыли над степью Арки, как ее вольные ветры, неудержимо веющие во все стороны, и долетали они до всех джайлау Тобыкты, долетели до земель кереев, достигли края уаков низовий, до племен Каракесек и Куандык, прилетели и к найманам, населяющим долины Аягуз, горы Тарбагатая, Алтай.
Дошли они и до аула одного старика по имени Найман, что в краю Машан. Как-то однажды к крайней небогатой юрте подъехали два бедно одетых джигита. Это были жених со своим другом - оба из нищих аулов, они приехали, чтобы засватать невесту из такого же бедного дома. Но Молдабек, жених, был отменным певцом, и в дар невесте он привез много хороших песен. Семья невесты устроила скромную вечеринку и позвала на нее молодую хозяйку аула, которую все уважали и любили за ее доброту. Она пришла. Это была Тогжан.
Впервые в бедной юрте, в краю Машан, прозвучали «Письмо Татьяны», «Письмо Онегина» и «Второе слово Татьяны к Онегину». Даже еще не спросив, чьи это песни, по одной музыке и благозвучным, особенного строя словам Тогжан уже знала, что песни сложились в той душе, что была ближе всех ей в дни юности прекрасной - песни сложил Абай.
Когда зазвучало «Второе слово Татьяны Онегину», Тогжан показалось, что земля уходит у нее из-под ног, и она теряет сознание. Душу опалило жгучее пламя, давно забытый молодой жар охватил ее тело и кинулся в ее ланиты. Она заплакала. Ведь это же были ее слова: «А счастье было так возможно, так близко... Но судьба моя уж решена... Я вас люблю... но я другому отдана и буду век ему верна».
Весь продолжительный вечер она проплакала. Ушла тихо, незаметно, повторяя про себя слова песни Татьяны.
В один из теплых летних вечеров, в Каскабулаке, на вершине каменистого холма сидел одинокий Абай, прислушиваясь к шуму вечернего аула. Его одинокий аул не откочевал на далекие джайлау, остался в предгорье Чингиза, расположившись вблизи Ералы, в урочище Ойкудук. Отделился от остальных кочевий, намеренно избегая их шума, суеты и многолюдья.
Сегодня с горных джайлау приехало в аул Абая множество гостей - молодых акынов, певцов. Они привезли Абаю добрые вести. Оказывается, его стихи и песни широко распространились, стали любимы в народе. Недавно прошла Каркаралы-Кояндинская большая ярмарка, собравшая людей четырех самых известных родов края, и на ней прозвучало много песен Абая, беспрерывно шли разговоры о нем. Все хвалили его: «Степь узнала хорошего человека, имя его Абай». И еще говорили: «Слова назиданий его истинно мудры, поучительны!», «Заступник бедных, друг обездоленных, враг неправедных властителей и насильников-баев», «Он сам из рода богатых владетелей Тобыкты, но стал истинным сыном трудового народа».
Привезли эти новости молодые акыны, друзья и ученики Абая: Кокпай, Мухамеджан, Мука, Магаш, Какитай... Сияющие от радости и гордости за своего ага-акына, сидели они вокруг Абая...
Теперь, к вечеру, он удалился от них и уединился на вершине каменистого холма.
В беспредельные дали уходят степные просторы Ералы, Ойкудука, Корыка. Простираются перед ним равнины - без единого бугорка или земляной складки. По этой глади земной скользнули, словно потоки безудержной радости, низкие лучи багрового закатного солнца. Что за радость, что за ликование в этот тревожный час угасания дня? Что за плавные, мерные колыхания скользящего над степью света? И представляется акыну, что это не степь знакомая перед ним, а никогда им еще не виданный безграничный морской простор. И плывет по этому морскому простору одинокий корабль. Долгое плавание предстоит ему, и конечная цель его устремлений - неведомый остров, затерянный в безбрежном океане. Но бодро и уверенно плывет кораболь, на мачтах реют флаги с надписями: «Борьба», «Надежда». Это - как родовые кличи у кочевников. Корабль удаляется. Абай смотрит ему вслед и мысленно желает ему от всей души счастливого плавания и достижения великой цели. Ведь это - корабль судьбы Абая.
Он сидит на высоком холме и, не мигая, смотрит вслед призрачному кораблю. На мгновение его провидческую душу охватывает чувство гордости: бессмертная слава предстоит в веках этому кораблю. Беспримерный, великий путь его будет воспет в легендах и песнях грядущих поколений. Гордый корабль Абая окажется достоин своей славы.
Но эти горделивые мысли недолго продолжались. Солнце ушло за степной горизонт. Игра багровых лучей в степном мареве погасла. Вслед за этим пришли, навалились на потемневшую степь вовсе не замеченные Абаем прилетевшие откуда-то черные, низкие кучевые облака и тяжелые, серые высотные тучи. Сразу же и в сознании поэта все трепещущее, светящееся сменилось темными, тусклыми, гнетущими мыслями.
Впереди - опять жизнь, опять борьба. И в этой борьбе - он один. Одинок и один-одинёшенек. Как всегда. Правда, у него есть две волшебные силы для борьбы. Первая - это его дар. Вторая - это народ, который вдруг весь предстал
