Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин
Не мог же я отказать в просьбе товарищу. Я обещал, что непременно пойду с ним на игры.
VI
К. чему мне от вас таиться?- сказал мой спутник.-Сами молодые. Должны понимать. Шальная пора -молодость. Да-а... Всему свое время...
Уже трое из сыновей Есимбека были женаты. Младшая его сноха, Зейкуль, была дочерью Каржау из рода Тама. Веселая, общительная, смазливая, она пользовалась успехом среди джигитов. В меру умна, хотя и легкомысленна. Муж ее, Ибрай, был самым тихим и покладистым среди сыновей Есимбека. Целыми днями он покорно пас отцовские стада, с людьми почти не общался. Еще девушкой раскусила Зейкуль своего нареченного: ей по сердцу был не он, а Сеид из соседнего аула, она даже собиралась сбежать с ним, но по аулу пошел слух, и все расстроилось. Волостной управитель Курман приходился Есимбеку сватом, и отец Зейкуль хорошо знал, что, если дочь его сбежит с Сеидом, Есимбек будет мстить и на его сторону встанет волостной. А с богатыми и сильными не тягайся. И перепуганный отец поспешил выдать строптивую дочь за сына Есимбека.
Долго не хотела смириться со своей участью бедная Зейкуль. Ибрай ей скоро опротивел окончательно, однако много ли может сделать в ауле мужняя жена? Отчаянные джигиты, рискующие всем ради возлюбленной, что-то совсем перевелись в наше время. И бедная Зейкуль так и не нашла своего героя.
Я не стану от вас скрывать... Я уже говорил, что все время пропадал в ауле Есимбека и сделался у них своим человеком. Вел я себя прилично, учтиво. Словом, сошелся вскоре с Зейкуль. Был я тогда холостой. Она сказала: <Я пойду за тебя>. Я ответил: <Я женюсь на тебе> - вот и весь разговор. Так мы играли во влюбленных, пока не поняли, что игра игрой, а голову под топор никто из нас ради этой игры не положит.
Есимбек - богач, я - бедняк. Если я уведу у него сноху -завтра от меня и пылинки не останется. Бедность, бедность проклятая! Зейкуль была лукавая, острая на язык! Иногда, подшучивая, напевала мне:
Касымжан, не ты ли мне клялся, родной?
Я ль с тобой не иду дорогой одной?
Нет, Зейкуль ни за что не бросит тебя.
Неужели ты сможешь расстаться со мной?
Я не умею сочинять стихи, поэтому попросил Тукая, аульца, придумать стишок как бы от меня.
Зейкуль, красоты твоей дивный цвет
Хотел описать, да слов нужных нет...
Стучу о стену я головой, -
Но лишь безысходность глупая в ответ.
Вот и все! На том наша любовь и закончилась!..
VII
...Поужинали мы с Абдрахманом да и отправились на игры. Аул в ту пору уже готовился ко сну. Было темно, как в могиле. Со стороны аула Есимбека глухо доносились голоса и смех. Шли мы рядом, не спеша, вдруг Абдрахман вырвался вперед и обогнал меня. Слышался шум возни, девичий смех. И вдруг до нас донесся жаркий шепот. Я вцепился в плечо Абдрахмана, мы оба застыли. Мимо нас метнулись две фигуры.
- Не надо, милый... Не балуй...- сказала она.
- Ой, зрачок мой,- ответил он умоляюще.
- Ну, что тебе?
- Ты сделаешь то, что прошу?
Девушка тихо, смущенно засмеялась.
Я сразу узнал, кто это - дочь Айнабая. Она из рода керей, и аул ее - семей десять - расположен между
аулом Есимбека и нашим. Когда мы проходили мимо аула, то слышали их голоса. Выходит, и их девушки тоже посещали наши игры.
- Кульзипа идет,- шепнул я, смеясь.
От одного этого имени Абдрахман вздрогнул. Ha то была особая причина.
Хотя аул рода керей был малочисленным, а Айнабай был бедняком, его все боялись. Он постоянно сеял смуты, заводил сплетни и вообще был способен на любую подлость - его так и звали: <Красноглазое лихо>. Выглядел он, верно, неказисто: серолицый, угрюмый, бровастый, вечно насупленный. Дочь его - ей исполнилось семнадцать лет - давно была просватана, и калым проеден. Но за последнее время Айнабай поокреп, обзавелся хозяйством и стал подыскивать для дочери более выгодного, видного жениха. А самым видным джигитом тогда был, конечно, Абдрахман. На него-то и метил теперь Айнабай. <Я бы пожалел беднягу, уступил бы ему дочь, дай он мне хоть несколько голов скота...> - говорил старый плут. Когда Абдрахман приезжал в аул Есимбека, длинноязыкие бабы называли его <наш зятек>. Вообще все были совершенно твердо убеждены, что учитель женится на Кульзипе. Прошлой зимой отец Абдрахмана приехал к Айнабаю купить сена, и жена Айнабая, угощая его, опустила в котел, не разделывая, два круга казы -брюшного конского сала. Так привечают только самого дорогого гостя. А провожая гостя, жена Айнабая подарила ему воз сена. Польщенный всем этим, отец Абдрахмана отнюдь не прочь был породниться с Айнабаем. Но Абдрахману Кульзипа никак не пришлась по вкусу. <Как я могу на ней жениться, если она мне противна?>- отвечал он на все смешки и поздравления. Правда, об этом знали только близкие друзья - ровесники учителя. Кульзипа же при
случайной встрече смущалась, краснела, вспыхивала, не знала, куда девать глаза.
Сейчас, услышав, что она рядом, Абдрахман попытался исчезнуть незаметно, но мне захотелось подшутить, и я удержал его.
Девушки, живо и беспечно болтая, наткнулись в темноте вдруг на нас и растерялись.
- Ойбай, это люди!.. А мы-то думали - скот,-спохватилась одна.
И они метнулись в сторону.
- Это ты, что ли, Маржанбике? А ну-ка, подойди сюда,- сказал я весело.
- Ой, кто это?! Имя мое знает...
- Иди узнай, кто такой,- велела Кульзипа своей женге1. Абдрахман ушел вперед, а я подождал девушек.
- Кто это с тобой был?- сразу полюбопытствовали они.
- Абдрахман.
- Наш зятек, что ли? Чего же он удрал?- рассмеялась Маржанбике.
Кульзипа вспыхнула, начала что-то шептать на ухо своей женге, и обе весело расхохотались. Мы догнали Абдрахмана, однако он нас почти не заметил и все вглядывался в ту сторону, где играла молодежь.
Мы подошли к качелям. Теперь уже ясно слышались смех, возгласы, можно было даже различить отдельные голоса. Две девушки, раскачиваясь на качелях, затянули протяжную песню. Так они приветствовали нас.
- Шуга поет,- заметила Маржанбике.
Да, верно, пела Шуга. И пела хорошо, с душой, а песня была печальная. <От рожденья мы, девушки, несчастные,- пела Шуга.- Нет никого на свете несчастнее нас. И все потому, что родители наши пребывают в плену древних обычаев>.
VIII
Да,