Мэри Мари - Элинор Портер

– Конечно. Многие хотели бы вернуться назад и прожить все заново, по-другому. Но это невозможно.

– Ну да, как ткань, которую раскроили на платье, – кивнула я.

– Ткань? Платье? – нахмурился отец.

– Да, мне так мама говорила, – объяснила я и рассказала, что нельзя вернуться домой и снова быть незамужней, как нельзя вернуть на полку в магазине отрез ткани, который уже раскроили и из которого сшили платье.

– Так говорит твоя мать? – хрипло спросил отец, смотря в сторону, но не на танцующих. Он очень ждал ответа; поняв это, я заговорила как можно быстрее, пока он не успел отвлечься.

– Да, но ведь ты можешь вернуться, и мама тоже, вы же оба этого хотите, – торопливо продолжила я, едва не задыхаясь от желания поскорее все рассказать. – Мама говорит, что это целиком ее вина, я сама слышала.

– Ее вина! – Я видела, что отец не до конца осознает сказанное.

– Да-да, ты говоришь, что это ты виноват, что пытался «запереть дух юности в клетку».

Отец повернулся ко мне:

– Мэри, о чем ты?

Я бы испугалась его тона, если бы не огонек, вспыхнувший в его глазах; увидев его, я без страха рассказала ему все-все: о том, как мама оплакивала голубое платье, как показала испорченное кружево и сказала, что она испортила жизнь ему, себе и мне и что это все ее вина, что она была легкомысленной, своевольной, требовательной и избалованной и если бы она только могла отмотать назад, то все бы изменила! Я рассказала все-все, что могла вспомнить. Я была уверена, что мама была бы не против моей откровенности, особенно после того, что сказал отец. Я знала, что она не возражала бы, если бы увидела тот огонек в глазах отца.

Он очень долго не перебивал меня, только время от времени вставлял слово-другое, а однажды вытер слезу, я сама видела! После этого он рукой прикрыл глаза и сидел так все время, пока я говорила, но убрал ее, когда я сказала:

– Я тебе это все рассказала, потому что мне показалось, что, если ты хочешь начать сначала и мама хочет начать сначала, почему бы вам не попробовать вместе? Представь, как было бы прекрасно, если бы у вас получилось! Мне не нужно было бы выбирать, кем быть: Мэри, или Мари, или кем-то еще. И у меня были бы оба родителя!

В этот момент отец крепко обнял меня.

– Благослови тебя Господь! Но, Мэри, дорогая моя, как мы собираемся это сделать?

Он заикался и краснел, выглядя при этом таким юным, а глаза у него сияли. И тогда меня посетила уже вторая по счету гениальная идея.

– Ты мог бы снова начать ухаживать за ней – визиты, цветы, конфеты и все такое. Ты же можешь? Конечно, можешь.

Я добавила последнюю фразу самым убедительным тоном, на который была способна, потому что прочитала в его взгляде «нет» еще до того, как он заговорил.

– Боюсь, моя дорогая, чтобы вернуть твою маму, потребуется нечто большее, чем цветок или коробка конфет.

– Но ты можешь попытаться.

Он снова покачал головой.

– Она не примет меня, если я приду с визитом.

Он вздохнул, и я тоже. Около минуты я молчала. Конечно, мама даже не увидит отца…

И тут меня осенила другая мысль.

– Но если бы вы увиделись… то есть если бы у тебя был шанс, ты бы сказал ей то же самое, что и мне? Что это твоя вина, и про дух юности, и все такое. Так ведь?

Отец так долго молчал, и я подумала, что он меня не услышал. Потом он сказал странным голосом, словно слова давались ему с трудом:

– Я думаю, дочка, если бы мне когда-нибудь представилась такая возможность, то сказал бы гораздо-гораздо больше, чем тебе.

– Хорошо! – Забывшись, я захлопала в ладоши, но тут же выпрямилась и стала вести себя достойно, как истинная леди, потому что заметила, что тетя смотрит на меня с другого конца зала.

– Очень хорошо. У тебя будет такая возможность.

Он повернулся и, слегка улыбнувшись, покачал головой.

– Спасибо, но мне кажется, ты не совсем понимаешь, что пообещала.

– Я понимаю.

Я рассказала свою идею. Сначала отец решил, что это невозможно: он уверен, что мама не примет его, даже если он нанесет визит. Я сказала, что примет, если он сделает все так, как я сказала. Я поделилась с ним подробностями своего плана, и после долгих уговоров он согласился.

Сегодня утром мы все сделали, как договаривались.

Ровно в десять часов он поднялся по ступенькам дома, но не позвонил, потому что я попросила его этого не делать и была настороже, ожидая его. Я знала, что в десять часов дедушки уже не будет, тетя Хэтти, скорее всего, уедет в город за покупками, а Лестер будет на прогулке со своей гувернанткой.

Я не была уверена насчет мамы, но была суббота, и я верила, что смогу задержать ее дома, чтобы все получилось.

А все получилось, хотя было и нелегко. За это утро мама успела предложить мне все: пройтись по магазинам, прогуляться, навестить ее приболевшую знакомую. На все предложения я отвечала отказом и сказала, что хочу просто остаться дома и в тишине отдохнуть с ней. (Это была сущая правда – мне ничего так сильно не хотелось, как этого!)

Но мои слова еще больше усугубили ситуацию, потому что мама сказала, что это совсем на меня не похоже, что она боится, как бы я не заболела, поэтому мне пришлось убеждать ее не приглашать врача.

Но мне все удалось, и без пяти десять мама спокойно села шить в своей комнате. А я спустилась в ожидании отца. Он пришел точно в назначенное время, я впустила его и проводила в библиотеку, потом поднялась к маме и сказала, что к ней пришли.

Мама сказала, что это хорошая шутка, но ей хотелось бы знать, о ком идет речь и куда подевалась горничная. Но я сделала вид, что не услышала, и убежала в свою комнату, словно забыла там что-то очень важное. (На самом деле это не так.) Я только проследила, чтобы мама спустилась в библиотеку.

С тех пор прошел уже целый час! Наверное, за это время отец что-нибудь да сказал!

Убедившись, что мама спустилась, я достала дневник и начала писать. До сих пор пишу. Как же мне интересно, что происходит там, внизу. Я так волнуюсь…

* * *

Неделю спустя

В эту минуту в комнату вошла мама. Видели бы вы