Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

стада в лютые снежные бураны, спали на снегу, под голову подложив кусок льда! Зайдите в каждую из этих дырявых юрт - и увидите, о Алла, одних убогих, больных стариков, рядом с ними - их молодые сыновья, которых слишком рано убила бедность или какая-нибудь злая болезнь. Один болен грудью, кашляет, у другого суставы разнесло, трещат, у третьего руки отморожены. Кто-то лишился глаза, кто-то ноги -словом, одни калеки убогие! Вот это и есть жители рваных лачуг и черных шалашей, и все богатство их - немеряная нищета и бедность. Люди, оказавшиеся не в силах бежать за богатыми караванами Кунанбая, Божея, Байсала, Суюндика, Каратая - и брошенные на дорогах. Вроде того хлама и грязной ветоши, дырявых ведер, что остаются на месте становий, когда уходит аул. Да, и я такая же выброшенная ветошь - чем я лучше? Ербол, вот ты говоришь: «Даже яд принимать вместе с родственниками легче!» Ты прав. Но сегодня, сейчас, мои родственники - здесь. У меня общий с ними родовой клич: «Жатак!»

Глубоко задумавшись над словами Даркембая, Абай, ломая шапку в руках, то, сокрушенно вздыхая, то, хмурясь гневно, беспокойно ворочался на месте. Наконец, близко склонившись к Даркембаю, молвил, заглядывая ему в глаза:

- Оу, Даркембай! Зло и бедность терзают народ. И это раскрыло тебе глаза. Ни к чему наше казахское красноречие, наше остроумие, искусное славословие, если слово не обладает силою правды! Какой же Кунанбай, какой Суюндик устоял бы перед разящей силой твоего правдивого слова? Неужели нашлась бы хоть одна честная, разумная душа, которая могла бы возразить Даркембаю? Нет, каждый бы сказал: «Всех разом, одним ударом уложил Даркембай!»

Тут к ним подошли еще несколько человек. Они выходили из разных дворов, выползая из-под лохмотьев старого войлока, из-под укрытий, сооруженных на скорую руку из каких-то старых, грязных тряпок, вылезая, словно нечистая сила преисподней, прямо из наваленных как попало мусорных гор. Тогда и спросил Абай, обращаясь сразу ко всем жатакам:

- Что это за люди, оставшиеся на улице без крыши над головой? Куда делись их юрты? А на домах зимников почему нет крыш? Объясните мне, люди добрые! Может, ураган разметал ваши дома?

Среди подошедших серых, темных, отощавших до предела жатаков оказались знакомые Абаю старики, Дандибай и Еренай. Выступила вперед кучковавшаяся отдельно ватага рыжеватых парней с мрачными глазами, которых привел с собой не жатак, а сын Караши - Абылгазы. Он со своими людьми был, оказывается, гостем аула. Поздоровавшись с Абаем и его собеседниками, Абылгазы присел рядом с ними. На недавний вопрос Абая ответил старик Дандибай.

- Абай, айналайын, ты спросил, не ураган ли развалил, разметал эти дома? Да, ты угадал, ураган налетел. Как бы могло быть такое большое разрушение без урагана? Однако этот ураган не Кудай наслал на нас за наши грехи - буря эта из начальников, из биев, аткаминеров и атшабаров. Вон, в той стороне, смотри хорошенько, построены белые юрты для начальства, а за этими юртами - видишь? - стоят наши серые юрты, их около десятка.

И все вместе, путники и жатаки, обернулись в одну сторону и смотрели на построенный у реки юрточный городок. Действительно, поодаль от белых юрт на небольшом пространстве стояла кучка маленьких серых юрт, словно испуганно прижавшихся друг к другу.

После того как жатаки и их гости достаточно налюбовались на далекий белый городок чиновничьего аула, Дандибай вдруг смачно выругался и сказал:

- Белые юрты - начальству, а наши серые - для нашего позора и унижения.

- Как это? - не понял Ербол.

Жатаки заговорили разом, перебивая друг друга:

- А так! Их предназначили для арестованных!

- Из них сделали кухни, чтобы день и ночь варить пищу!

- Что там кухни! Наши юрты отдали под отхожие места!

- Все это сделано по воле старшины и его атшабаров!

- Пес его знает, когда наступит конец всему этому!

- Юрты забрали, а наши старухи, старики и маленькие дети сидят, укутавшись в тряпье!

Абылгазы постарался разъяснить:

- Насели на жатаков, как будто им выбирать волостного! Какую тяготу на них навалили! И согласия у них не спрашивали! А все это - происки Майбасара и его шабарманов! Приказали весь скарб из юрт выкинуть, юрты разобрать и перевезти туда!

Абай посмотрел на жатаков с большим удивлением.

- Эй, жатаки! Зачем вы отдали свои юрты? Неужели нельзя было отстоять их?

Жатаки зашумели:

- Ойбай, что вы такое говорите!

- Разве мы так можем?

- Они бы нам и пикнуть не дали!

Тут в ближнем дворе заплакал ребенок. Это был больной ребенок. Малыш лет четырех-пяти с синими прожилками на висках, с одутловатым лицом. Глаза его, рот и уши облепил густой рой мух. Глядя на него, Абай дрогнувшим голосом проговорил:

- На съедение мухам детей оставили! Что они делают с людьми! Уа, где твоя былая дерзость, дорогой Даркембай? Надо было дать как следует по голове шабарманам и прогнать их!

Даркембай на это только горько улыбнулся, потом сказал:

- И давали по башке, и прогоняли! Но только от этого еще хуже стало...

И он рассказал о том, что произошло.

Дней десять назад, проездом в аул Кунанбая через Ералы, в Коп-жатак заехал Базаралы вместе с Абылгазы. Даркем-бай и Базаралы, несмотря на большую разницу в возрасте, были хорошие товарищи, и во многом их суждения, желания, устремления совпадали. Их дружба длилась уже много лет. Мужественных, гордых и душевно отзывчивых джигитов связывало взаимное уважение и симпатия. Даркембай говорил о Базаралы: «Он как матерый вожак, отбившийся от стаи. Одинокий волк в глухой степи». Встретившись в ауле жатаков, старик изложил перед ним все, что накопилось на душе.

Погостив три дня, Базаралы успел побывать в каждой юрте бедных отщепенцев от родов Жигитек, Бокенши, Котибак, утешал их, как мог, забавлял веселыми рассказами, чтобы хоть немного приободрить их. И стал добрым другом для всего аула бедняков.

Он поведал им о том, что узнал сам, часто и подолгу разъезжая по разным краям беспредельной степи: аулы нищих, такие как