Альпийские снега - Александр Юрьевич Сегень

крыши домов. В итоге сверху кажется, что пролетаешь не над центром Москвы, а непонятно над чем. Все главные здания столицы, словно на комический карнавал, нарядились в некое бутафорское безобразие. Ходишь и диву даешься. Был Большой театр, стал большой урод. И думаешь, лишь бы все это ненадолго, хоть бы к весне отбросили немца подальше от священного русского града на семи холмах. Чтобы все это ненастоящее сняли с величественных строений.

Но как бы то ни было, а стоишь у окна напротив древнего собора, с его восточной стороны, и видишь, что это он, родной, один из главных символов Москвы. Настоящие его стены и под маскировкой виднеются, вот — колокольня, вот — Святая Троица, рядом — церковь Трех патриархов, а за ней и церковь Василия Блаженного, давшая название всему этому величественному каменному кусту. Чудо замаскированное!

А Минин и Пожарский и вовсе не спрятаны, можно с ними вполне разговаривать: «Здравствуйте, Кузьма Минич! Здравия желаю, Дмитрий Михайлович!»

Дивный кабинет с таким видом из венецианского окна достался генерал-майору Драчёву недавно, всего неделю назад, когда его назначили заместителем главного интенданта Красной армии Давыдова, тоже генерал-майора. И уже на второй день он переставил стол так, чтобы сидеть спиной к окну, а лицом к двери. Во-первых, вид из окна не отвлекает, а во-вторых, когда кто-то приходит, не надо поворачиваться на сто восемьдесят градусов.

Ох уж это слово «интендант»! Какими только анекдотами оно не заляпано! Придумано, например, будто Суворов сказал: «Берешь самого честного офицера, ставишь на интендантскую должность, и уже через год можно его расстрелять. Всегда есть за что». Но где такое произнес Александр Васильевич, доподлинно неизвестно, и точных доказательств принадлежности данного афоризма великому полководцу не существует. Зато есть точное доказательство, что так он сказать не мог, поскольку в начале своей карьеры Суворов при фельдмаршале Бутурлине целых три года являлся не кем иным, как интендантом! Представьте себе, будущий великий полководец занимался вопросами снабжения и комплектования армии. И никто его ни за какое воровство не расстрелял. И потом он говаривал, что всегда готов выменять десяток отважных героев на одного хорошего снабженца. К тому же и само слово «интендант» появилось не при Суворове, при нем провиантмейстеры занимались питанием армии, а комиссары — ее вещевым обеспечением.

Забавно, что Суворов сначала служил обер-провиантмейстером, а потом стал боевым воином, у Драчёва же все наоборот — сначала доблестно сражался, а потом постепенно и навсегда перешел на службу снабжения.

Или вот еще анекдот, с давних пор шастающий повсюду, про то, как Сталин на параде поздравляет войска. Поздравил пехоту — «ура-а-а!». Поздравил артиллеристов — «ура-а-а!». Поздравил всех остальных — «ура-а-а!». Дошел до интендантов: «Ну что, гады, воруете?» — «Ура-а-а!»

В России налаженной организацией снабжения армии первым занялся Петр Великий. Постепенно служба снабжения вооруженных сил заняла свое достойное место среди главных, без которых победа немыслима. В девятнадцатом веке появилось Главное интендантское управление с главным интендантом, коему подчинялись интенданты окружные, им — корпусные, тем в свою очередь дивизионные, и так далее. А в ведомстве находились вещевые склады, обмундировальные и обозные мастерские, продовольственные магазины, хлебопекарни, мукомольни и сенопрессовальни.

После революции 1917 года интендантская служба Красной армии быстро развивалась, и в 1935 году появились воинские звания от высших до низших чинов. А спустя пять лет ввели и генеральские звания.

И вот теперь генерал-майор Павел Драчёв со стороны улицы Разина, бывшей Варварки, входил в Главное интендантское управление РККА, имеющее численность почти тысячу сотрудников и состоящее из четырех управлений — продовольственного снабжения, вещевого снабжения, обозно-хозяйственного снабжения и квартирно-эксплуатационного, — нескольких отделов — мобилизационного планирования, организационного, кадров, перевозок, складов, торговли, эвакуации, восточных складов, приемки и отправки посылок, инспекций по пожарной охране, котлонадзору, служб интендантского снабжения — и, наконец, двух отделений — секретного и общего.

И все это разветвленное и весьма увлекательное сообщество располагалось на Красной площади, дом 5, в бывшем здании Средних торговых рядов, соседнем по отношению к Верхним, которые теперь ГУМ. Построено в 1893 году по проекту архитектора Романа Ивановича Клейна указом императора Александра III. Ансамбль состоял из трехэтажного кольцевого комплекса, во внутреннем дворе которого еще четыре двухэтажных корпуса. Словом, много чего можно разместить. Под рядами находились огромные подвалы с заездом со стороны улицы Разина, а вход внутрь всего комплекса через три подъезда: два — из Хрустального переулка, один — из особого подъезда аж на Москворецкой улице. Поскольку это строилось уже в технически передовое время, оснащение дома оказалось на высоте: отменная вентиляция, система пассажирских и грузовых лифтов, централизованное отопление и даже собственная электростанция.

Называлось все это великолепие — Второй дом Реввоенсовета, а в последнее время — Второй дом Наркомата обороны. В тридцатые годы его намеревались снести и построить новое, более просторное здание, но планы так и не осуществились. Хорошо это или плохо, бог весть, но Павлу Ивановичу казалось, что хорошо. Вдруг бы начали, снесли, стали строить, а тут война, и не работать ему в кабинете с окнами на Красную площадь!

Время стояло тяжелейшее, середина октября, немцы рвались к Москве, страшась увязнуть в подмосковных снегах зимой. С нашей стороны срочно строилась зона обороны: первый рубеж — Клязьма, Сходня, Нахабино, Перхушково, Красная Пахра и Домодедово, второй — за спиной у первого в двадцати километрах, а третий проходил уже по самой столице — окружная железная дорога, Садовое и Бульварное кольца, Москва-река.

Вот до чего дошло! А ведь еще летом надеялись на Смоленское сражение, хорошо оборонялись, контрнаступали... Но немец оказался гораздо сильнее, чем думали. И получили от него по зубам сильно, сдавали один город за другим, отступали в крови и бессильной злобе. Вот уже пали Калуга и Боровск, после чего Государственный комитет обороны принял решение об эвакуации из Москвы в Нижний Новгород, он же Горький, в Самару, она же Куйбышев, в Пермь, она же Молотов, и в другие города на Волге и за Волгой.

Так что новое назначение Павел Иванович получил в самое угрюмое время первого года великой войны.

Он родился в конце прошлого, дореволюционного века, в 1897 году, шестнадцатого, а по новому стилю двадцать девятого января, в уездном городе с черно-желтым названием Оса Пермской губернии. Отец держал торговую лавку в селе Николаевском, но стать крупным негоциантом и разбогатеть так и не смог. Зато детей производил лихо, и, кроме Павлика, в семье родилось еще семь братьев — Саша, Сёма, Вася, Ваня, Миша, Коля, Митя — и три сестры —