Сторож брата. Том 2 - Максим Карлович Кантор
И Марк Рихтер понял, что деньги посылала Мария.
— Спасибо тебе, родненький. Видишь, как легко других виноватить, когда сама грешна. — Елизавета снова перекрестилась. — Я денежки твои не тратила, а в банк класть тоже боялась. Банки все крадут. Я придумала: все денежки с карточки снимала и покупала серебряные юбилейные рубли. Знаешь, люди говорят, это самое верное. Вот и набралось много рублей. Всегда у нас к юбилеям серебряные монеты выпускают. То на День Победы, то на День Конституции. Я рубли юбилейные твоим сыночкам берегу.
Рихтер хотел ответить. Не смог. Не знал, что сказать.
— Иногда бывало, что потрачу. Особенно если с пенсией задержка. Так-то мне хватает. Но я, если из твоих денег брала, я все потом обратно возвращала. Ты не думай, от твоих деток не взяла ничего.
Рихтер не мог говорить.
— А пенсии сейчас хорошие. Еще и откладывать могу. И делиться могу, как же не делиться, если у тебя все есть. Вот у меня сосед по площадке, Васенька. Он водитель, непьющий. И как ему пить, если всегда за рулем? Так зарплата у него небольшая. Я когда Василию колбаски занесу. Когда молоко. Мужчины сами себе молоко стесняются покупать. А молоко полезное.
— Спасибо тебе, — сказал Рихтер.
— И мне полегче, когда я с Васенькой. Иногда ведь хочется поговорить. Так-то мне не скучно одной. Но поговорить хочется. Теперь ты мне доченьку подарил.
— Тебе трудно будет, — сказал Рихтер. — Денег я принес мало.
— Теперь-то мне легко будет. Теперь вот с ней говорить буду. Станет моей ненаглядной.
— Я найду денег, — сказал Рихтер. — Тебе ее не прокормить.
— Даже и не думай. Виновата я. Нет теперь мне уже веры, Маркуша. Ты перед Марией виноват. А я виновата перед вами. И Мария меня не простит. Отдала я все твои рубли. Отнесла в сиротский дом, украинским детям отдала. То есть сама-то я не относила. Я далеко, Маркуша, теперь ходить не могу. Я с верным человеком послала. От Москвы поехала женщина знакомая в Ростов. Там приют, говорят, для деточек. Их война сиротками сделала. Ты не думай, я свою пенсию тоже отдала. И твои юбилейные рубли отдала. Вот мой грех.
— Все отдала? — зачем-то спросил Рихтер. Он понял, что Елизавету обманула какая-то мошенница.
— Все подчистую, родной. Все, что ты прислал, все и отдала. И две пенсии. Они же там без отца, без матери. Ты меня пойми. Пойми, оступилась я — ведь это для твоих сыночков было.
— Ты все правильно сделала, — сказал Рихтер.
— Я подумала, у твоих-то сыночков есть мать. А у этих бедняжек ни матери, ни отца. Они теперь сироты навсегда.
— Навсегда.
— Вот ты своих сыночков оставил. Но твоя Мария за двоих будет. Она же у тебя работница. Дойдет куда надо. Повезло тебе с женой, Маркуша. Правильную выбрал. Детей поднимет. А эти бедненькие, которые совсем одни остались, им-то что делать? Кто позаботится?
— Ты все правильно сделала, — сказал Рихтер, понимая, что Елизавету просто ограбили. — Хорошо, что ты деньги отдала. Это очень разумно и вовремя сделано. Вообще сиротам надо помогать. Но вот эта девочка не сирота. Эту девочку я украл. Вернее, собственная мать отдала.
Марк Рихтер рассказал, как цыганка передала ему девочку.
— Значит, сама мать отдала. Слава Богу. Ты бы не украл ребенка.
— Мы не сможем доказать. Некому подтвердить. Скажут: украл.
— Мы с тобой в полицию пойдем. И ты все расскажешь. А ее мать подтвердит.
— Табор куда-то гнали. Наверное, там, куда их вели, девочке было бы хуже. Мы ничего никому рассказать не сможем. Удочерить ребенка ты не сможешь. У тебя мало денег. Девочку отдадут в приют.
Елизавета опустила руки; Рихтер помнил, что всегда, сталкиваясь с непонятным, Елизавета роняла руки — бессильно и безропотно.
— А мы с ней дождемся, пока ее мама сама не вернется. Ты найди, куда табор пошел.
— Уже не найду.
— Куда ж их, бедных, отведут? Как теперь матери деточку вернуть?
— Никак, — Рихтер сказал. — Нет больше матери. Солдаты стреляют. Война. Русские стреляют в украинцев. Украинцы в русских. И в них попадут.
— У меня ее отнимут, если пойдем в полицию?
— Полицейские обязаны забрать ребенка. У тебя нет средств, чтобы ребенка содержать. Никто тебе не разрешит.
— Тогда тем более я никому ее не отдам, — сказала Елизавета. Она сказала это упрямо, с тем упрямством беззащитного и бедного человека, которое невозможно сломить. — Никому не отдам.
— Деньги я найду, — повторил Рихтер. — Успею в Москве найти деньги. До отъезда успею.
— Ты едешь за Ромочкой, — не спросила, произнесла Елизавета. — В Донецк едешь?
— Да. Сядем на поезд. Я с двумя друзьями. Тут недалеко, через Ростов.
— Как будешь в Ростове, ты навести приют для украинских деточек. Может быть, твои друзья тоже какую денежку дадут. Надо. Ты объясни своим друзьям. Очень страдают детишки на Украине. Душа ведь болит, Маркуша, за нашу вину. Мы все им должны помогать.
— Да, — сказал Рихтер.
— Ты уж найди в городе Ростове этот приют. В Ростове добрые люди живут. Может быть, и ту добрую женщину встретишь. Поклонись ей от меня. Как же ее зовут? У меня где-то записано.
— Найду, — сказал Рихтер, — ты не беспокойся.
— Ты правильно делаешь, что за Ромочкой едешь. Брат должен быть рядом, когда беда. Вот и твои сыночки подрастут, родные братики. Тоже будут держаться рядом. Охранять друг друга. Поезжай, мой хороший.
Чай они так и не выпили.
Вышли в прихожую, теперь девочку держала на руках Елизавета.
— Вот какая я стала счастливая, — сказала Елизавета. — Все-таки ты мне ребеночка подарил. Спасибо тебе, Маркуша. Я ведь так и знала, что буду счастливой.
— Я пришлю деньги, — в третий раз повторил Рихтер. Он не знал, где взять деньги, но надо было достать. Достану, думал он, в Москве много денег.
— Скажи, Маркуша, — спросила Елизавета, — почему ты ребеночка ко мне принес? Как догадался, что я жду?
— Потому принес, что Мария приедет к тебе. Она вместе с детьми приедет к тебе. Знаю. Поедет за мной. Больше ей идти некуда. Придет к тебе. И вы будете вместе жить.
— Она тебе так сказала?
— Нет. Она вообще мало говорит. Я понял, что так будет. Поедет за мной в Москву.
— Она может, — сказала Елизавета. И добавила: — Да, она приедет.
— И ты ее примешь к себе. И вы будете жить вместе. Как твои тетки.
— Да. Так и будет, родной. Мария скоро приедет?
