Сторож брата. Том 2 - Максим Карлович Кантор

И Роман Кириллович устыдился своего испуга и того, как Варфоламеев точно угадал его испуг.

— А я ведь не ваша мама. Скорее вы мне — родитель. Вы же интеллигент. Вы — как сами сказали — отвечаете за народ. Рабский народ или нет. Вы же родитель всем нам. Вот этим солдатам. И мне тоже. Ну-у. Допустим, мы рабы. Но найдите способ изменить общество. Пристыдить легко. Изменить трудно. Или я как-то не так понимаю Просвещение?

Роман Кириллович обдумывал аргументы. Ему, этому хаотически образованному чиновнику, требуется доказать…

— Вернемся еще к разговору, — сказал Варфоламеев. — Только вот отвлекусь на допрос.

В ангар ввели двух пленных: первый был украинец, с чубом на выбритой голове и татуировкой «волчьего крюка», волфкрюг, на щеке. Русские солдаты утверждали, что эта закорючка, похожая на свастику, — нацистский знак. Но Роман Кириллович полагал, что «волчий крюк» — просто дань увлечения ролевыми играми молодых людей в Средневековье.

— Какого зверюгу взяли. Допрашивать его будем? — спросил конвойный.

— А зачем допрашивать? — ласково сказал Макар. — Не надо его допрашивать.

— Второго такого же мы просто не взяли. Он упирался, не шел. Смысла не было его вести.

— Они убили его. Там был такой, — заговорил второй пленный. Он подыскивал определение для убийцы и не нашел определения: — Там был такой… человек. Выстрелил в лицо солдату, который сдался в плен. Убил пленного. В упор. Убил.

— Понимаю, — сказал Варфоламеев. — Бывает.

— Военное преступление, нарушение женевской конвенции. Обращаю ваше внимание.

Говорил опрятный человек с гладко выбритым чистым лицом, в круглых толстых очках, за которыми трепетали голубые глаза. Лица людей имеют свойство сохранять отпечатки страстей и пороков, всего того, что отягощало жизнь: так клеймит прошлое. Судя по внешности, в прошлом у этого человека пятен не было: это был аккуратный интеллектуал, избегавший крайностей. Он не был военный и оружия не имел. Даже с бандитами (здешние боевики наверняка должны казаться ему бандитами, думал Роман Кириллович) этот человек держал себя корректно: не подобострастно, но с достоинством и при этом исключительно вежливо. Человек носил белую рубаху под толстым норвежским свитером с вышитыми оленями. Воротник рубахи был слегка смят и забрызган кровью.

— Это не моя кровь, а кровь убитого, — тихим голосом сказал человек, отвечая на взгляд Варфоламеева. Он сразу выделил главного в помещении, с главным и заговорил. — Это кровь украинского бойца, который был рядом со мной. Ваши люди его сразу же застрелили. Хотя солдат сдался в плен.

— Ну-у-у. Бывает, — повторил Варфоламеев. — Здесь, в Бахмуте, пленных не берут. Редко берут. Вот вас взяли в плен, поздравляю. Вы Ахим фон Арним?

— Откуда вы знаете?

Он немец, понял Роман Кириллович, хотя акцента и нет. Варфоламеев смотрел на пленного как на старого знакомого.

— Вы американец, сотрудник Государственного департамента. Работаете на Украине.

— Информация не вполне верная. Я профессор философии, я американец и говорить буду в присутствии консула своей страны.

— Ну-у. Какие здесь консулы. Говорить не будете, будете отвечать на вопросы.

— Повторяю, — сказал человек в очках, — я американский профессор философии и социологии, доцент университета Нотр-Дам в Индиане, нахожусь здесь как обозреватель…

— Как давно здесь находитесь?

— Не фиксирую по дням. Из Америки в Европу прилетел пять месяцев назад. Примерно два месяца назад я вел семинар в Камберленд-колледже в Оксфорде. Сейчас здесь. Собираюсь отсюда в Стенфорд.

— Ну-у. Интересно. О чем семинар в Оксфорде?

— Законодательная база войны. Политика и международное право. Начиная с Гуго Гроция. Если имя что-то вам говорит.

— Ну-у. Гроций. Отчего же. Конечно, говорит. «Нет рода жизни более постыдного, чем жизнь тех, кто, не заботясь о причинах войны, служит в войсках за плату». Это Гроций о наемниках. А сейчас война наемников. Находитесь в рядах подразделения, признанного террористическим. Они — наемники. И вы тоже. Судить будут как наемника. То есть уничтожат.

— Уничтожат? Меня?

— Вас.

Человеку в очках стало страшно. Он не предполагал, что его могут убить.

— Эти люди сражаются за Родину!

— Эти батальоны были сформированы олигархом Коломойским. За плату. Сейчас, задним числом, их перевели в регулярную армию. Но эта регулярная армия снабжается деньгами и оружием Запада. То есть также является — с финансовой точки зрения — наемной. Впрочем, мои солдаты тоже в большинстве своем наемники. Реальность такова.

— Вы не знаете, кто я такой!

— Знаю. Поэтому приказал брать живым.

— Противозаконно!

— По закону той страны, на территории которой вы находитесь.

— Я нахожусь в Украине!

— С вашей точки зрения. В моей реальности здесь территория Российской Федерации. Вы наемник, пропагандист террористической группы. Прежде чем приговор приведут в исполнение, задам несколько вопросов.

— Вы не прокурор! И суда не было!

— Наемников не судят. Отнеситесь к вопросам внимательно. Вы сами заинтересованы в точных ответах. Вы здесь руководили отделом информации в течение последних пяти месяцев. Вас зовут фон Арним, родом из Мюнхена, профессор университета Нотр-Дам, выполняете поручения Госдепа в области пропаганды. Когда установили, что украинские солдаты прикрываются мирным населением и опубликовали отчет, комиссию вынудили отозвать свое заключение. Вопрос: кто конкретно дал указание комиссии? Вы лично? Какую роль играет Фишман?

— Какой Фишман?

— Думаю, вы услышали мой вопрос. Следующий вопрос: едва русская армия вошла на Украину, произошло избиение мирных жителей в месте под названием Буча. На третий день. Меня заинтересовал факт и его подача в мировых СМИ. Оперативно.

— Резня. Останется в памяти поколений.

— Ну-у-у. Безусловно. Хотя я удивился. Русские войска намеревались провести операцию захвата киевского правительства бескровно. Играли в Отто Скорцени. Не получилось. Помните, у русских лозунг был «вежливые люди»? Лозунг я сам придумал. Чтобы придраться было трудно. И такая резня.

— Варварство и каннибализм.

— Сразу эхо по миру. На следующий день. Я растерялся. Зачем русским, едва перейдя границу, учинять резню беременных женщин? С первого дня войны показать, что русские — варвары. Заметьте, я не знаю, что там произошло. И я не мясник. Слово «Буча» выбрано по созвучию с английским словом «мясник». Я сам и не разобрался: спектакль или нет. Серьезно спрашиваю, поскольку ответа не знаю. Там сейчас французские эксперты работают. Подождем ответа? — Варфоломеев развел руками. — Я всецело за честное расследование события. Мне, знаете ли, самому невдомек. Но человек я служилый, выполняю определенную работу. Фактам доверяю, слухам не верю. Надеюсь, и вы того же мнения.

— Оправдываете зверства соплеменников?

— Ну-у-у. Я разобраться должен.

— Вы националист?

— Разумеется. Как и вы.

— Моя нация — американская демократия.

— А моя — русский народ.

— Я демократ!

— А я — нет. Кому что нравится. Итак, третий вопрос. Французские тележурналисты компании «Франс 2» сняли документальный фильм