На встречу дня - Ежи Вавжак

— Какой я пан, — рассмеялся Владек. — Где ваш прячется?

— Да у себя сидит, входи. Он все над книгами корпит. Чудной какой-то он у меня, — с затаенной лаской сетует женщина. — Что он находит в этих книгах, глаза только портит, а для токаря глаза — все...

— А вы не огорчайтесь. Пусть лучше в книжки заглядывает, чем еще куда...

— Да оно и правда, в этом его не обвинишь, не помню, когда и видела его пьяным. Не то что его родитель, прости господи его грешную душу, тот, почитай, полжизни провел в забегаловках.

Бронек Велёх лежал на тахте. Рядом на тумбочке — лампа, небольшой круг света от нее падает лишь на книгу. В полумраке Бронек тоже не сразу узнал пришедшего, но торопливо вскочил. Визит Владека его обрадовал.

— Садись, да садись же, сейчас чаем угощу. О! Да у тебя, я вижу, еще одна звездочка прибавилась. Жаль в доме нет ничего покрепче, капитан Гурный.

— А когда у тебя было, пижон? — бросил Владек ему вслед, но Бронек был уже на кухне.

Владек оглядел комнату. Со времени его последнего посещения здесь мало что изменилось. Разве что прибавилось книг. Они занимали всю стену, лежали прямо на полу. Перед книжным шкафом высилась целая гора.

«Этому парню в чем-то можно позавидовать. — Владек задумывается, пытаясь четче сформулировать мысль. — Человек, который постоянно верен себе. Неизменно. С головой ушел в мир механизмов, станков и книг. И ничто ему больше не нужно, внутренний его мир куда богаче, чем у всех нас, интеллигентов. Я знаю кое-кого с дипломами в карманах, которые даже в руках не держали столько книг, сколько он перечитал... Да и не в том только дело, не в одних книгах. В него можно смотреть как в зеркало, всегда знаешь, что увидишь. Это важно, человек знает, чего хочет, и ничто не собьет его с пути. А это кое-чего стоит! Быть самим собой, всегда и везде, не сетовать на свою судьбу и попусту не кичиться».

— Сейчас будет чай. Давай закурим, а? Открою только пошире окно, а то я и так тут надымил.

— Чем же ты занимаешься в такое время? Я и не рассчитывал застать тебя дома, — улыбнулся Владек. — Думал ты куда-нибудь завалился ради субботы.

— Ну, а ты что здесь делаешь? — И они оба рассмеялись.

— Похоже, мы оба с тобой останемся старыми холостяками, — заметил Владек, разводя руками. — Сестра мне сегодня так предрекла.

— О, значит, у вас был сегодня семейный сбор. По какому случаю? — удивился Бронек.

— Сбор не сбор, просто у меня несколько дней отпуска, вот я и заглянул к старикам.

— Правильно сделал. А то они живут вроде как неприкаянные.

— А Гжегож?

— Это я у тебя, наверно, должен спросить.

— Да ладно тебе, ты же все знаешь.

— Ну вообще-то вроде без перемен.

— Скажи, как у него? Только откровенно...

Бронек задумался. Ему хотелось все, что он думает, поведать брату своего друга, но он толком не знает, как это сделать. Чувствовать он чувствует, что происходит с Гжегожем, и это, вероятно, даже точнее, чем его суждения, но он совершенно беспомощен, когда все это надо выразить словами. Все же он делает попытку как-то справиться с этой задачей, поскольку понимает, что Владек пришел к нему в основном за этим. У Владека есть здесь более близкие друзья, и будь у него другие заботы, он конечно скорее нашел бы дорогу к ним, а не сюда.

— Честно говоря, не очень. Стал какой-то чудной. Даже меня избегает. Понимаешь... Хотя вроде и встречаемся мы часто, но радости от этих встреч мало... Мне кажется, он перестал быть искренним со мной, и что хуже — пожалуй, и с самим собой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да я и сам толком не пойму! Ты же знаешь, какой у него характер. Упорство вроде бы и добродетель, но с нею человеку чертовски трудно жить. Особенно когда нет уверенности, что борешься за правое дело... Внешне вроде бы ничего и не произошло. Но он как бы ждет, когда же наконец чаша весов перетянет в ту или иную сторону. Торчит посреди реки и не знает, к какому берегу пристать: к низкому, легко доступному, куда, похоже, ему не очень хочется, или к высокому, трудноодолимому, на который, может, и не удастся выкарабкаться.

Бронек несколько смущен своими чересчур уж книжно выраженными соображениями, но Владек подхватывает его образные сравнения:

— Только бы не сел на мель.

— Только бы, — повторяет за ним Бронек, повторяет те же слова, но для каждого они имеют совершенно иной смысл.

V

Квартира была, что называется, старинной, какие теперь увидишь разве что на гравюрах конца прошлого века. Хорошо еще, в ней не было всех этих допотопных аксессуаров: почерневших буфетов с матовыми стеклами, стульев с потертой бархатной обивкой, старых потемневших картин. Ощущалась лишь атмосфера старого жилища, давно покинутого живыми людьми. Это был даже не запах в обычном понимании, как, скажем, запах смолы, птицефермы или крахмального белья — просто это была очень старая квартира с давно не менявшимися обоями, залежами пыли и окнами, которые годами не открывались.

Была ночь, душная июньская ночь, от которой не отгородиться ни напитанными сыростью стенами, ни плотными обветшалыми шторами. Рядом разметалась на постели Кристина, она чем-то похожа на небрежно брошенный манекен, дышащую теплом куклу. Временами она мечется, то и дело меняя позы, с ногами, заброшенными на перину, истлевшее содержимое которой они, едва успев лечь, сразу сбили. Гжегож никак не может уснуть и лежит с открытыми глазами, хотя вечером они много пили, и при других обстоятельствах ему достаточно было бы прикоснуться головой к подушке.

Он садится на край кровати. Думает о холодном душе и других совершенно для этой поры ночи невероятных занятиях. Наконец он переходит к окну и садится в плетеное кресло на колесиках. Закуривает. Окно сейчас широко раскрыто, но это мало помогает — ни малейшего дуновенья ветерка.

Все началось так, как он и предполагал.

— Вот ваша комната. — Марта направляет их из захламленного коридорчика в первую дверь налево. — Окна выходят на улицу. Тетка Леокадия любит