"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн
Перл пожал плечами:
— Не знаю, не думаю. Вообще, честно говоря мне не хотелось бы делиться с ней этим. Пусть это будет наша небольшая тайна.
Келли кивнула:
— Ну хорошо. Я согласна. Перл положил ей руку на плечо:
— Я сейчас окажу Кортни, что нам необходимо обсудить наши дела в клинике и вернусь.
Он быстро направился к Кортни и стал объяснять ей что‑то, горячо жестикулируя. На лице девушки появилось выражение глубокого разочарования и угрюмо насупившись она отвернулась в сторону. Перл попытался еще что‑то сказать ей, однако она разочарованно махнула рукой.
Спустя несколько мгновений он подошел к Келли.
— Ну вот, все улажено.
Келли с сомнением посмотрела за его плечо:
— По–моему, ты обидел ее,
— Ничего страшного. Должны же быть и у меня какие‑то тайны. Идем.
Он взял Келли под локоть и потащил ее в маленькую соседнюю комнату, где мебелью служили две огромные бутафорские кровати я табуретки будто бы сделанные для Кинг–Конга.
— Здесь, конечно, не слишком комфортно, — улыбнулся Перл. — И музыка не слишком мешает.
Они устроились па кровати поудобнее и Перл вытащил из кармана больничных брюк несколько листков плотно сложенной бумаги.
— Ты всегда носишь их с собой? — поинтересовалась Келли.
— Нет. Просто это последнее, что я написал. Буквально вчера. Ну вот, слушай. Рассказ называется «Больная больница».
Он развернул листочки и стал читать написанный мелким я убористым почерком текст: «Однажды я заболел. У меня воспалился желчный пузырь. Мне должны были сделать операцию. Мой личный врач порекомендовал мне клинику «Офелия».
— У нее очень хорошая репутация, — сказал он. — Думаю, что вы не разочаруетесь, если обратитесь за помощью туда.
Я согласился.
На следующий день я приехал в эту клинику и меня провозили в кабинет дежурного врача. Это был мужчина лет пятидесяти, худой и бледный. Он встал с кресла и вынул изо рта градусник.
— Извините, у меня почти тридцать девять. И состояние не слишком хорошее.
Я поинтересовался:
— Что, грипп?
Он уныло махнул рукой:
— Да кто его знает.
Несмотря на температуру, он привел меня в палату я посоветовал немедленно лечь. Потом вошла молоденькая хорошенькая медсестра, чтобы сделать мне болеутоляющий укол. Она слегка прихрамывала.
— Ох, если бы знали вы, сэр, — сказала она виновато улыбаясь. — Как в эту сырую погоду у меня разыгрывается радикулит.
Немного погодя явился профессор T рву мл, который назавтра должен был меня оперировать. Именно о вам говорил мне мой личный врач, рекомендуя мне его, как лучшего специалиста по заболеваниям пищеварительного тракта. Это был молодой, энергичный, обаятельный человек.
— Вам, честно говоря просто повезло, — с улыбкой сказал он. — Вряд ли кто‑нибудь лучше меня разбирается в болезнях желчного пузыря. Уж вы мне поверьте.
С этими словами он почему‑то оглушительно расхохотался.
— Завтра утром я займусь вами. Послезавтра другие займутся мной.
Я посмотрел на него с легким недоумением:
— Что это значит?
— Как вы не понимаете? Моему желчному пузырю тоже капут.
И он сделал такое движение как будто выбрасывал что‑то в помойку.
— Но у меня дело обстоит хуже, гораздо хуже. В вашем случае мы хотя бы знаем как и что, а вот у меня… У меня картина, — как бы вам сказать? Очень и очень не ясная. Разрезать недолго, а вот что там найдешь?
И он снова неудержимо расхохотался:
— Так говаривал мой учитель, профессор Риппер, и был прав несмотря на все научные достижения.
С этими словами профессор Траумп положил руку себе на живот с правой стороны и нажал. На лице у него появилась страдальческая гримаса.
— Ох–хо–хо… Боюсь что… Извините, я сяду — Сейчас пройдет… Схватит, а потом отпустит… Нет, нет, ради Бога не волнуйтесь — приступы у меня бывают только во второй половине дня. Утром никогда, это исключено.
Мы приятно побеседовали, а, прощаясь он сказал:
— Знаете, наш босс, директор клиники, очень хотел зайти поздороваться с вами. Он мне об этом сам сказал. Он просит его извинить. К сожалению, утром у него случился… Ну не то чтобы инфаркт, но… Вы же понимаете, когда плохо с сердцем — вам нужен покой.
Потом пришла, старшая сестра из ночной смены. Я заметил, что она хватается все время за правую щеку. Я спросил ее из вежливости:
— Что, зубы болят?
Она сокрушенно махнула рукой:
— Да, и не говорите. Не дай вам Бог подхватить, воспаление тройничного нерва. С ума можно сойти, ей Богу, с ума сойти… Даже хорошо, что я сегодня работаю в ночную смену, мне все равно не заснуть.
Она улыбнулась через силу, а я ошарашено уставился на нее:
— Извините, мисс, у вас в клинике «Офелия», что весь персонал болен?
Она удивленно вскинула голову:
— А как же, недаром наша клиника самая знаменитая.
— Не понимаю…
— Да все очень просто, — воскликнула она и тут же схватилась за щеку. — Ой, простите, э… я чуть не забыла о том, что у меня болит зуб.
Пока она не забыла о том, что разговаривает со мной, я еще раз спросил:
— Скажите, а почему же ваша клиника самая знаменитая?
Она еще немного подержалась за щеку, а потом сказала:
— Понимаете, это называется словом психотерапия. У нас тут самый передовой из всех известных психотерапевтических центров.
— Разве?
— Скажите, вы когда‑нибудь раньше лежали в больнице? — спросила она.
— По правде говоря нет. Она радостно улыбнулась:
— Вот по этому вы и не понимаете. Что самое неприятное в больнице? Думаете болезнь? Нет. В больнице самое неприятное то, что приходиться смотреть на здоровых людей. Наступает вечер. Вы прикованы к постели, а врачи, медсестры, словом весь персонал, разбредается по городу. Кто — домой, кто — в гости, кто — в ресторан, кто — в театр или кино, кто — на свидание. Это действует угнетающе — уверяю вас, сразу чувствуешь себя инвалидом — и сказывается на течении болезни, а вот если умирающий видит вокруг себя одних полупокойников он чувствует себя королем. Вот почему мы здесь творим чудеса. Кстати мы не пускаем к больным родственников и знакомых, чтобы ограничить их от неприятных ощущений. Ну и, наконец, наши врачи, хирурги, анестезиологи, медсестры и так далее все до одного серьезно больны. По сравнению с ними наши пациенты чувствуют себя сильными и здоровыми. И не только