Темиртау - Зеин Жунусбекович Шашкин
Глаза Муслима забегали.
— Ни то и ни другое,— ответил он.— Вопрос о признании наших ошибок не так прост. Он распадается на две части. На частную и общую. Что касается общей, то, в основном, мы признаем, что завод в ряде своих производственных процессов отстал. Кое-что устарело, кое-что требует усовершенствования, кое-какие цехи нуждаются в перестройке и расширении. Но все это касается общей постановки вопроса. Если же переходить к частным вопросам, то есть попросту к проекту Сагатовой, вокруг которого поднято столько шуму, то тут мы ответим коротко — нет!
— Нет! — воскликнул Каир.—Почему?
— Да потому,— ответил Муслим,— что это еще не проект, а только гипотеза проекта. Предложение не продуманное, не проверенное экспериментально, не подтвержденное теоретически. Откуда я знаю, что паровоздушная смесь, главная часть которой пар, заметьте, то есть водород, действительно повысит температуру мартена и ускорит выход стали. Кто высчитал десятки миллионов прибылей, которые Сагатова сулит возвратить государству, кто сосчитал сотни тысяч сбереженных ею часов? Да никто! Сама Сагатова. А почему я обязан верить ей? Она говорит — испытайте. Но ведь это завод! Это же Темиртау, а не шахматная доска. Чтобы испытать новое, нужно его создать, а создать в данном случае — это зна-. чит сломать то, что уже есть! Она называет это экспериментом, но это только для нее эксперимент, а для меня это катастрофа, остановка всех работ, невыполнение плана, за который я отвечаю головой и как коммунист и как главный инженер. Ну, а она, спрашиваю я, чем за свой проект отвечает? Да ровно ничем! Не выйдет, так не выйдет. Издержка творческой мысли! Вот и получается: для того, чтобы твоя Дамеш получила очень неверные пироги и пышки, я должен подставить свою голову под вполне реальные и заслуженные тумаки и шишки. Так вот я этого не хочу. Понятно тебе: не хочу. Вот что я буду говорить на партсобрании. И тут встанет другой вопрос, касающийся уже самой личности автора статьи.
Он остановился.
— А именно,— спросил Каир,— какой же это вопрос?
— Вопрос о том, почему написана такая статья? Что руководило ее автором? Кто ее натолкнул на эту мысль? Все это потребует самого тщательного разбирательства. .
— Да ведь разбирать-то будут нас с вами, а не Саратову,— раздраженно сказал Каир и так двинул пресс- папье, что оно едва не опрокинуло чернильницу,— мы с вами должны будем отвечать на все те вопросы, которые она перед нами поставила. И потом... вот вы говорите: ее проект нового способа ускорения плавки стали бездоказателен. А я посмотрел ее проект перед тем, как передать его вам,— бегло, правда, просмотрел, в этом моя вина,— но мне и сейчас ясно: бездоказателен он только потому, что мы не хотим попробовать его опровергнуть. А не хотим потому, что попросту трусим: а вдруг проверим и окажется, что Сагатова права, что ж тогда делать? Неужели весь цех перестраивать? Это, как вы только что сказали, займет уйму времени! А с планом тогда как же?. На черную доску, что ли, пойдем? Вот мы с вами и крутимся, сбиваем и себя, и ее с толку. Конечно, Сагатова. не хозяйственница, наши соображения ей непонятны, поэтому для нее все страшно просто — в этом вы правы. Но в данном-то случае,— давайте уж говорить хотя бы между собой правду,—-виной всему мы, а не она. Ведь так?
Муслим молчал.
— Ну ведь так, Муслим-агай?
Муслим поднялся с кресла и снова полез в карман за платком.
— Нет, не так,— ответил он.— Я стою за интересы завода и воюю за то, чтоб он всегда был передовым и выполнял все планы, какие бы нам ни спустили. За это я стою и буду стоять насмерть. А за что стоит Сагатова, я не знаю. Я ей давно отказал в своем доверии. Я многое бы мог сказать тебе, да не хочу. Приходи в понедельник на бюро, тебе будет все ясно.
Он ушел, и Каир, проводив его до двери, еще долго ходил по кабинету, поливал из графина маленькую пальму на окне, и другую, большую, в кадочке около стола.
Он разрыхлял землю щепочкой, которая лежала тут же, и думал: «Не верить Дамеш? А почему? Говорит, что имеет свои основания. Какие же? Он скажет об этом в понедельник... Так что же он скажет в понедельник? Кто ты такая, наконец, моя Дамеш?»
Так он думал и все ходил и ходил по кабинету, потом подошел к окну, широко распахнул его и встал, подставляя лицо свежему ветру.
Полдень. Улица еще не успела накалиться за день. Сплошной человеческий поток течет под его окнами. Вот прошла Дамеш, она всегда куда-то торопится, вечно спешит, а сейчас идет медленным, спокойным шагом. Если где-нибудь Каир видит женщину, одетую так же, он всегда вспоминает Дамеш. Вечно и всюду Дамеш... Ему никогда не надоедает думать о ней. Но он знает: вот они встретятся, и все хорошее куда-то бесследно исчезнет, снова придут на память какие-то старые обиды. Ясно, что ничего, кроме ссоры, такая встреча принести не может. После Каир несколько дней ходит сам не свой и старается о Дамеш и не вспоминать, ну, а потом все начинается сызнова: мысль о ней, случайная, короткая встреча на лестнице, вторая встреча, уже условленная, и поэтому более длительная прогулка вдвоем, потом крупный разговор и ссора. И особенно Каира взрывает то, что Дамеш ведь догадывается о. его чувствах, а ведет себя так насмешливо и резко, словно нарочно ищет предлога для ссоры. Первая их встреча тоже началась чуть не с драки,
Впервые он увидел Дамеш лет пятнадцать назад. Тогда они только что приехали в Темиртау, его отца назначили директором металлургического завода. Они поселились в большом многоквартирном доме с широким асфальтовым двором. Тут во время игры в мяч ребята показали ему тонконогую худенькую девочку с бледным лицом и длинными черными косичками, одиноко бродившую по двору. Ему объяснили, что это Дамеш Сагатова, отец ее погиб, а живет она у дяди Курышпая вместо дочки. Хоть и сирота, но капризная и норовистая, хорошо катается на коньках и вечно пропадает на городском катке. На катке и завязалось их первое знакомство и, конечно же, первая ссора. Дело было так. Отойдя в самый дальний угол пруда, Каир учился кататься на одной ноге. Это у
