Темиртау - Зеин Жунусбекович Шашкин

Они поздоровались и с минуту молчали.

— Ну, что ж,— сказал наконец Каир,— можешь ведь сесть, не так ли?

Она прошла к столу и села. Прямо перед ней был теперь портрет академика Бардина. Дамеш посмотрела на него и чуть заметно улыбнулась.

Каир перехватил ее взгляд и сказал:

— Кстати, Дамеш, эту глупую шутку насчет ревизии Бардина выдумал вовсе не я. Я вот даже не представляю, как можно сказать тебе эдакое?

Он сказал это ласково, но Дамеш молчала, и Каир начал сердиться.

— Ну, хорошо,— сказал он, так и не дождавшись ее ответа.— Об этом не стоит вспоминать. Но у тебя ко мне есть какое-нибудь конкретное дело? — Дамеш кивнула головой.—Так, может, мы поговорим о нем?

— А ты не знаешь? — спросила Дамеш.

Каиру очень не понравился ее тон, легкий и насмешливый, и он резко ответил:

— Нет, дорогая, я не Мессинг и отгадывать чужие мысли не берусь.

Она ответила тоже в тон ему:

— Какой же ты директор, если не знаешь, что хотят от тебя твои работники? Ну, хорошо, тогда я буду говорить конкретно. Куда ты дел мой проект? Где он?

Он пожал плечами и стал что-то переставлять на столе.

— У тебя странный тон,— сказал он.— «Какой ты директор»! Что мы на собрании, что ли? Куда я дел твой проект? Никуда я его не дел. Я поручил детально разобраться в нем комиссии, состоящей из главного инженера и начальника технического отдела. Кажется, ведь всегда в подобных случаях поступают так?

— А твое собственное, директорское, мнение у тебя уже есть?— спросила она.

. Каир стиснул в кулаке нож для разрезания бумаги. Как он ни сдерживался, она все-таки выводила его из себя.

— Дорогая моя,— сказал он,— я прежде всего хочу полной ясности во всем, что я делаю. За завод отвечает директор. Есть, конечно, и главный инженер, начальник технического отдела, есть начальники цехов, и наконец, существует даже такой отличный знающий инженер, как Дамеш Сагатова. Какая-то доля ответственности лежит и на них, но прежде всего за завод отвечаю я. Я! — Он несколько раз ткнул себя пальцем в грудь.— А завод — это такой сложный механизм, что достаточно отпустить одну гайку, чтоб остановились все колеса. Вот поэтому я и должен семь раз примерить, прежде чем что-то решать. Неужели эта истина настолько сложна, что не доходит до сознания такого опытного коллеги, как Дамеш?

— Не доходит,— коротко отрезала Дамеш и поднялась с места.— И знаешь почему: я всегда ценила в мужчине не только ум, но и способность мыслить самостоятельно. И когда не нахожу в моем собеседнике этой способности, то плохо верю и в его ум... До свидания!

Она пошла и в дверях чуть не столкнулась с Муслимом. Тот шумно входил в кабинет с какой-то бумагой в руке,— смеялся, оборачивался назад, с кем-то разговаривая.

— Ты иди в столовую, я сейчас приду,— весело крикнул он кому-то в приемной.

Потом, все еще улыбаясь и размахивая руками, быстро прошел в кабинет и мягко опустился в одно из двух больших кожаных кресел около стола.

— Желаю здравствовать начальству,— сказал он, улыбаясь.— Так вот какое дело. Обер-мастер мартеновского цеха Иващенко... Ну, да ты его хорошо знаешь...

— Дамеш Сахиевна, вы не уходите! — крикнул Каир.— Я вас задержу еще на несколько минут. Но прежде всего садитесь. Вот так! — он посмотрел на Муслима,— Муслим-агай, об Иващенко поговорим после. Вы смотрели проект товарища Сагатовой, каково ваше заключение?

Муслим не спеша полез в карман, вынул платок, старательно несколько раз обтер лысину, шею и лицо.

— Что скажу? — начал как будто задумчиво.— Да что говорить? Мы уже беседовали как-то с вами о проекте товарища Сагатовой, правда, наскоро, на ходу. Туман все это, товарищ директор, — он засмеялся, — туман, просто туман! Я прошу прощения, конечно,— повернулся он с легким поклоном к Дамеш.— Каждому изобретателю дорого его детище, и это понятно, он вложил в него массу труда и времени и не хочет так легко со всем этим расставаться. Но если говорить начистоту, это — туман, туман и туман... Останавливать цех из-за каких-то чисто отвлеченных литературных выкладок мы не можем. Дамеш Сахиевна сама это понимает.

— Зато я ничего не понимаю,— голос Каира был ровен и сух. Ему очень не нравилось поведение Муслима. Что за демонстрации он устраивает? — При чем тут туман,—продолжал он.— Мы уже три месяца держим в ящике стола этот проект, и до сих пор Сагатова не может добиться от нас ясности. Мы и делать ничего по нему не делаем и формально отвергнуть боимся. Так вот, давайте же придем к какому-то окончательному решению. Да — так да, нет — так нет! Я вас очень прошу... Что сегодня у нас —среда? Так вот, к пятнице, ну, самое большее, к субботе, я буду ждать вашего заключения.

Муслим пожал плечами, и лицо его вдруг стало скучным и тупым.

— Слушаюсь,— ответил он тускло.— К субботе все будет готово. Так вот,— он снова заглянул в свою бумагу,— обер-мастер мартеновского цеха товарищ Иващенко подал заявление. Он просит дирекцию...

— А каково будет ваше заключение? — вдруг очень прямо спросила Дамеш.

В лице Муслима что-то неуловимо дрогнуло. Он даже вскинул голову, и Каир сразу понял: Муслим хотел ответить какой-то резкостью, но сдержался.

— А вы Шекспира читали? — спросил он Дамеш очень любезно.— Есть у него такая прелестная вещица «Много шума из ничего». Так вот, процентам к девяноста предложений и изобретений, вроде вашего, это заглавие подходит полностью.

Дамеш хотела что-то сказать, но не успела.

— Я вас отлично понимаю,— продолжал он.— Вам надо получить мое заключение, так вот в субботу вы зайдете к директору, возьмете его и сможете приложить к своей очередной жалобе. Ведь вы, изобретатели, все такие ябедники! — И он добродушно махнул рукой.— А ну вас, ей-богу!

Дамеш словно пружиной подбросило с кресла.

— Да как же вы смеете! — крикнула она и, всхлипнув, выбежала из кабинета.

Все это произошло так мгновенно, что Каир смешался и не успел ничего сказать.

— Впечатлительная девица,— улыбнулся Муслим,— Убежала! Вот так расшатают себе нервы интригами, а потом устраивают истерики.

— Нехорошо все это, Мусеке.— Қаир