Несмолкающая батарея - Борис Михайлович Зубавин

14

Он очень устал, молоденький лейтенант Ревуцкий, за этот длительный, переполненный смертельными испытаниями, неистовый день. Оставшись один, прислонясь спиной к простенку, он всего лишь, кажется, на мгновение закрыл глаза, как его вдруг, словно током, пронзило: там, внизу, на первом этаже, между ним и сержантом Егоровым, послышались немецкие голоса.

Он не знал немецкого языка, не знал, о чём там идёт разговор, но понял, что немцев несколько. Они ходили, громко топая ботинками и посвечивая себе карманными фонариками.

Ах, если бы он знал немецкий язык, то, прислушавшись к разговору внизу, повёл бы себя, наверное, совсем не так, как поступил спросонок, услышав приближающиеся по лестнице шаги. Подчиняясь мгновенно охватившему его безрассудному чувству, он выпрыгнул в окно, забыв, что головой отвечает за «уголок».

Ах, если бы он понимал по-немецки! Ведь вот о чём разговаривали немцы:

– Я говорил, что они сами уйдут отсюда. Они не дураки, чтобы в последние дни войны держаться за этот паршивый дом.

– И тем не менее нам три дня не удавалось вышвырнуть их отсюда.

– Тебе придётся писать Марте о том, как дурацки здесь погиб её Август. Ведь ты был его приятелем.

– Погибнуть сейчас… Не хотел бы я разделить участь бедного Августа.

– А что бы ты хотел?

– Остаться в живых, вот что… А ты бы?..

– Я верен идеалам фюрера.

– Заткнись со своим бредом, дерьмо! Услышат русские, они тебе покажут эти идеалы.

– Не рассуждать. Лучше иди и посмотри, что там наверху делается.

– Пришли бы сейчас сюда русские, так я бы без рассуждений поднял руки.

– И был бы избавлен от необходимости писать жене Августа.

– Да. И от его участи.

– Тсс… Что это там такое шлёпнулось?

(Это выпрыгнул в окно лейтенант.)

– Нечему шлёпаться. Вот тут лежит убитый. Неужели это он и держал нас?

– А ты лучше пойди посчитай, сколько наших ребят лежит на площади…

15

Выпрыгнув и больно ушибив колено, лейтенант быстро вскочил на ноги и скорее прижался спиною к стене. Сердце его часто билось. В голове шумело. «Зачем? – мгновенно отрезвляюще пронеслось в голове средь шума. – Где сержант? Что с ним? – вспомнил он про Егорова. И опять: – Почему я это сделал? У меня автомат, гранаты…»

Его охватил стыд за свой, казалось, непоправимый поступок. И такое омерзение к самому себе возникло в нём, что он заплакал с отчаяния и горечи. Слёзы текли по его щекам, а в шумной голове суматошно проносилось одно и то же, одно и то же: «Как же быть? Что мне делать? Сержант Егоров… Где сержант Егоров? Ведь если бы он не спустился в подвал, мне никогда не пришло бы в голову прыгать в окошко. Как мне быть?»

Вдруг он насторожился. За углом послышался шёпот. Говорили теперь по-русски.

– Погоди, дай отдышаться.

– Отдышись.

– В какую теперь сторону подадимся? Где наши?

– А я откуда знаю?

– Фу, чёрт! Давай пересидим здесь до утра.

– А ты наверняка знаешь, что в этом доме никого нет? А кто сюда утром придёт, наши или немцы?

Выслушав это, Василий Павлович боком, боком, вжимаясь спиной, затылком в стену, шаря по ней растопыренными руками, придвинулся к углу и зашептал:

– Слушать меня внимательно. Вы кто?

Ответа не последовало. Там, за трамваем, за костёлом, взлетела ракета, забормотал пулемёт.

– Отвечать немедленно, – тоном приказа зашептал Василий Павлович. – Иначе открываю огонь.

– А ты кто? – отозвались осторожно за углом.

– Начальник здешнего гарнизона лейтенант Ревуцкий. А вы?

– Танкисты. Танк подбит. Пробираемся к своим.

– Сколько вас?

– Двое.

– Выходите ко мне по одному.

Из-за угла, прижимаясь к стене, скользнули две фигуры в комбинезонах.

– Тихо. Здесь немцы. Какое при вас оружие?

– Пистолеты.

– Вашими пистолетами здесь только сахар колоть. Вот вам по гранате. Сейчас будем брать этот дом. Задача ваша: когда я закричу «ура!» и начну стрелять из автомата, вам надо бросить в окна гранаты и тоже кричать «ура!» и стрелять из пистолетов. Я врываюсь в дом, вы за мной следом. Ясно?

Лейтенант, опять уже знающий, что делает именно то, что надо делать ему сейчас, сунул гранаты в протянутые руки танкистов и пробежал, согнувшись, к подъезду. Он вскинул автомат и, строча из него прямо перед собой, истошно закричав и услышав, как рванули в комнатах гранаты, ворвался в дом.

16

Вдоль стены с поднятыми руками, побросав оружие, стояли четверо немцев. Разъярённый лейтенант увидел их при свете мерцающей за окнами ракеты, мгновенно сосчитал и перестал стрелять. Потом, пока не погас бледный свет в доме, он увидел пятого, скорчившегося на полу, обнявшего руками живот, увидел вбежавших с пистолетами в руках и вставших рядом с ним танкистов и сержанта Егорова, вылезшего из подвала с ведром воды.

– Сержант Егоров, – сказал лейтенант Ревуцкий. – Обыщите пленных. Заберите их наверх.

– Шнель, шнель, – скомандовал сержант.

Вслед за немцами и сержантом ушли наверх танкисты. Замыкавшим был лейтенант. Но не успел он ступить на лестничную площадку, как сзади раздался голос:

– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант…

– Кто? – обернувшись и вскинув автомат, зло и бесстрашно крикнул Василий Павлович.

– То я, Скляренко. Чи вы не узнали меня?

– Ты? – радостно вскричал лейтенант.

– Та я ж, – отвечал солдат, выбираясь из подвала. – Людей до вас привёл.

17

Не прошло десяти минут, а в «уголке» всё изменилось. Дом уже был полон выбравшимися вслед за неутомимым Скляренко людьми. Уже попискивала рация, с кем-то переговаривался телефонист и кто-то другой, не Ревуцкий, свежим, бодрым голосом отдавал распоряжения.

Потом этот другой подошёл к Ревуцкому:

– Старший лейтенант Осипов. Трудно пришлось?

– Ничего. Живы будем – не помрём, – сдержанно ответил Василий Павлович.

– Считайте, что объект я у вас принял. А это кто?

– Танкисты из подбитого танка.

– А это?

– Пленные.

– И пленные?

– А вы как думали?

– Ну-ну! – восхищённо сказал старший лейтенант. – Но они же мне здесь обуза.

– А вы их в подвал посадите. У вас народу вон сколько. Часового – и в подвал.

– Придётся. Уходишь?

– Что же мне теперь? Мы своё сделали.

– Валяй отдыхай. – И они пожали друг другу руки.

18

Скоро, миновав подвал и несколько закоулков, три пехотинца и два танкиста выбрались в безопасное место и присели передохнуть. Начинало светать.

– Ну, силён ты, лейтенант, командовать, – сказал один из танкистов, закуривая.

Василий Павлович лишь пожал плечами в ответ.

– Я бы тебе за такую отчаянную храбрость орден Отечественной войны первой степени, не меньше, выложил. Молодец дома брать.

– Наградят, – сказал Егоров.

– А так некому награждать! – ввязался в разговор всезнающий Скляренко. – Командира роты нема, и комбата тоже.

– Почему? – спросил лейтенант.

– Товарища комроты