Мимочка - Лидия Ивановна Веселитская
Когда гроза стихла и на небе выплыла луна, компания разместилась в трех лодках и каталась по озеру. Кто-то пел, баронесса гребла. Доктор Бабанин, в черкеске и с нагайкой в руке, переплыл верхом озеро. И домой вернулись поздно, поздно. Мимочка устала, но не жалела о том, что поехала. И какой был воздух после грозы! Какая ночь! Луна!
Начался ряд светлых, беззаботных дней. Вставая, Мимочка уже знала, что сейчас она увидит его. И действительно, они встречались на утренней музыке. А раз они были вместе – это было уже хорошо, это было главное, все остальное было второстепенно. У них установились хорошие дружеские отношения, в которых не было ничего, ничего предосудительного. Они встречались, гуляли, говорили, смеялись над баронессой и ее знакомыми. Он рассказывал ей эпизоды из прошлого баронессы, потом рассказывал ей, что он делал без нее, с кем виделся, о чем думал, и затем они сговаривались, как провести вечер: ехать ли верхом, идти ли в концерт. Если не о чем было говорить, он говорил о любви, декламировал Фета, Мюссе или Байрона, но никогда не позволял себе ничего лишнего, и, конечно, она не допускала.
Мимочка знала, какая прическа, какие из ее платьев нравятся ему, и старалась угодить ему. Она ласкала Рекса, а Валериан Николаевич, со своей стороны, приобрел благосклонность и расположение Мосеньки. Он давал Мимочке драгоценные указания насчет туалета. У него был тонкий и изящный вкус; он знал толк и в кружевах, и в сочетании красок. Вообще он многому, многому мог научить Мимочку.
Оба они любили музыку и не пропускали ни одного концерта. И когда Мимочка, сидя с ним рядом, слушала романсы, ей казалось, что это совсем не та музыка, которую она слышала зимой, сидя рядом со Спиридоном Ивановичем, в зале Дворянского собрания. Или Козелков пел лучше Фигнера, или она теперь так поправилась, что все казалось ей в другом цвете, только это была совсем, совсем другая музыка. Maman редко являлась в концерты: и расход останавливал (для себя maman была скуповата), да и надо же было кому-нибудь оставаться с Вавой, которая любила рано ложиться спать и терпеть не могла курзала. И Мимочка ходила в концерты с Валерианом Николаевичем. Просидев вечер в зале, они возвращались домой. Он вел ее под руку и тихо напевал только что слышанные мелодии. А она поднимала к звездам свои глаза мадонны и затем переводила их на него, и глаза их встречались и говорили друг другу что-то нежное и дружелюбное, чего не смели выговорить уста, потому что он ничего-ничего себе не позволял и она не допускала.
Им было хорошо. И все, что окружало Мимочку, все, что она видела и слышала, эти темные горы, и зеленый лес, и мерцанье звезд, и сиянье месяца, конский топот, шелест веток, говор толпы, романсы певцов и певиц, свист кузнечиков – все это было декорацией и оркестром в той новой и сладкой арии, которую пел ей голос природы.
Разбираться в своей душе ей было некогда, да она и не умела. Тревожиться не было повода. Ничего не случилось. Ей просто доставляло удовольствие знакомство и общение с таким умным, с таким милым человеком. Вот с кем не скучно так не скучно! И Мимочка говорила Ваве:
– Я еще не встречала такого умного и образованного человека. Как он говорит по-французски, по-немецки, по-английски! Какой ум, какая память! С ним можно говорить целый день и не заметить, как пройдет время.
Ваве он не нравился, но что она понимала, глупая девчонка! Зато maman полюбила и ласкала Валериана Николаевича и говорила Мимочке:
– А Валериан Николаевич не зайдет к нам сегодня? Попроси его на чашку чая.
И Валериан Николаевич приходил, и пил чай, и терпеливо слушал рассказы maman, и был так рыцарски почтителен с Мимочкой, что maman едва удерживалась от желания обнять его. Maman находила его красавцем; она находила, что он даже лучше гусара Анютина, стяжавшего такую громкую славу на минеральных водах.
И Катя-горничная, застегивая ботинки на крошечных ножках Мимочки, говорила, ловко действуя крючком:
– Какой хороший барин, как они мне нравятся! Даша – номерная – с их человеком знакома, так, говорит, очень хороший барин. У них свой дом в Киеве. И такой добрый барин, говорит…
«О, да, – думала Мимочка, – и главное – такой умный!» Вечером, ложась спать, она старалась припомнить, что он ей говорил. Это было трудно, потому что он говорил так много. Но что она помнила хорошо – это его взгляды. Как он посмотрел на нее, когда они повернули на Грязнушку, а потом – когда он напевал «Азру» и она спросила у него слова. О, какие у него глаза, какие глаза! Хорошо, что он так уважает ее, потому что, не уважай он ее, кажется, она боялась бы за себя. Теперь, конечно, она спокойна. Она уже достаточно узнала его для того, чтобы быть уверенной в том, что он никогда ничего себе не позволит. Она – порядочная женщина, она не такая, как Нетти. Она его любит как друга… Будь она свободна – может быть, она полюбила бы его иначе. Конечно, зная его, она не выбрала бы другого… Но она не свободна и любит его только как друга. Это так хорошо, такая дружба!..
И в темноте Мимочка открывала глаза и представляла себе свой роман в будущем. Она ему нравится. Понемногу он увлечется ею, полюбит ее, полюбит настолько, что поедет за ней в Петербург. И он будет страдать от ее жестокости, бедный! милый! – все будет страдать и, наконец, объяснится. И она сама будет страдать, но скажет ему: «И я вас люблю, давно люблю, но долг и мои обязанности… Мы должны расстаться». И они расстанутся, бедные!.. Как
