Мимочка - Лидия Ивановна Веселитская
И Вава, и Мимочка так приятно проводили время в Железноводске, так полюбили его, что по переезде в Кисловодск не хотели ничем восхищаться и стояли на том, что Железноводск гораздо лучше. Вава говорила, что Железноводск теплый и темно-зеленый, а Кисловодск холодный и бледно-голубой; а Мимочка говорила, что у нее здесь кривое зеркало и кровать гораздо хуже железноводской. К тому же здесь было много петербургских знакомых: княгиня X. с дочерью и племянницей, генерал Бараев, друг Спиридона Ивановича, и еще кое-кто… Будут теперь надоедать им и сплетничать, и прости железноводское приволье!
Скоро, впрочем, и Вава, и Мимочка вполне успокоились на этот счет. Оказалось, что княгиня не встает из-за карточного стола, что княжна ловит маленького адъютанта с целью привести его к алтарю, что кузина ее романически и безнадежно влюблена в одного очень бледного и очень интересного господина, у которого сбежала жена и который лечится здесь от tabes dorsalis[70], что генерал Бараев неотступно ходит за красивой вдовой, с которой намеревается проехать по Военно-Грузинской дороге. Словом, оказалось, что всякий здесь занят собой и своими развлечениями. Княжна и кузина ее встретились с Мимочкой и Вавой любезно и восторженно-дружелюбно, но ясно было, что они не имеют ни малейшего желания пользоваться их обществом и думают только о том, как бы им не мешали в их прогулках и поездках. И Мимочка, и Вава вздохнули свободно. Весь кружок последней был уже в сборе, за исключением студента, уехавшего с Морозовым в Крым. Ваву радостно приветствовали, и в первый же день их переезда компания предприняла восхождение на Крестовую гору, вид с которой настолько ей понравился, что дня через два она стала находить, что Кисловодск еще лучше Железноводска. Положительно тут было лучше. Тут были белые березы, журчащие горные речки; а чего стоил один этот чудный чистый воздух, пьянящий и возбуждающий. И потом здесь было более пестроты, больше Востока, больше Кавказа.
Maman с удовольствием приняла предложение княгини занять место четвертого партнера, только что уехавшего в Крым. Винт был одной из страстишек maman, и уж куда же это было интереснее, чем пикет с желчным и озлобленным сановником.
На четвертый день по приезде Мимочка надела белое платье и красную шляпку и вышла с Вавой в парк. Обе пили еще кумыс, почему и направились к кумысной. Проходя галереей Нарзана, они встретили Валериана Николаевича, и какого Валериана Николаевича! В бешмете, в черкеске, в папахе, в кинжалах. И что это был за джигит! Высокий, стройный, чернобровый! Это был сюрприз Мимочке. Рекс величаво шел за своим господином.
– Не смешно это? – спросил Валериан Николаевич дам, здороваясь с ними. – Я всегда вожу с собой этот костюм, но в начале сезона, в Железноводске, у меня не хватает мужества надевать его. А здесь я уже смело облекаюсь в туземное платье, тем более что здесь я почти не схожу с лошади. Окрестности так хороши! Вы еще никуда не ездили?
– Никуда. С кем же бы я поехала!
– Как я рад! Окрестности так хороши! И мне так хотелось самому показать вам все мои любимые места. Так сегодня мы едем?
– Едем. Вы сказали о лошадях?
– Как же! Наши лошади здесь, так что не придется и искать новых. Осман вчера переехал.
Выпив кумыс, Мимочка и Вава повели Валериана Николаевича поздороваться с maman, которая играла в карты на воздухе. Maman обрадовалась ему и представила его княгине, которая оглядела его в лорнет, когда он отошел от их стола, и тоже нашла, что он красивее Анютина.
А Валериан Николаевич и Мимочка пошли дальше в конец главной аллеи, потеряв по дороге Ваву, которая встретила кого-то из своих. Мимочка сияла. Ссоры между ними как не бывало; опять они в хороших дружеских отношениях. Мимочка и сама не ожидала, что так сильно обрадуется ему. Да, он ей нужнее всех. С ним жизнь совсем не то что с другими. И он так весел, так доволен, так рад. Чему он рад? Тому, что он с ней, конечно. А она разве не рада тому же? Так рада, так рада! Ах, как хорошо!
После обеда Мимочка прилегла отдохнуть. Но спать она не могла, а лежала и радовалась его приезду. Можно ли было теперь спать? Она отдыхала уже, только думая о нем. Может же присутствие, близость другого человека вносить такую радость, такой свет в ее жизнь. Ну, вот он и здесь. И опять они вместе среди им чуждой пестрой толпы. Это все, что ей нужно. Быть вместе и быть молодой и красивой для него и через него. Потому что если, например, сегодня она так хороша – ведь это от его приезда. Радость красит ее. О, как она его любит! Такого с ней еще никогда, никогда не бывало. И главное, тут нет ничего дурного. Разве это может быть дурно, раз это будит в ней лучшие стороны души?.. Она ничего, ничего не боится… Неужели она его любит любовью?.. Ну что ж, если и любовью? Сердца не удержишь, не остановишь; вон как оно бьется… Конечно, он никогда об этом не узнает. Она ничего не допустит, да и он никогда себе не позволит… Что ж, что она его любит? Самая чистая, самая честная женщина может увлечься… В том-то и сила, чтобы, несмотря ни на что, остаться честной… Поедут, поедут верхом и опять целый вечер вместе, вдвоем! Как хорошо, как хорошо!..
Потом она стала одеваться… Никогда в жизни ее туалет ей так не удавался. Волосы сами собой укладывались на голове, застегнутый лиф сидел как перчатка, и когда Мимочка, надушив платок и приняв из рук Кати хлыст, бросила на себя последний взгляд в зеркало, на нее выглянуло оттуда такое ангельское, поэтическое личико с сияющими глазами и счастливой улыбкой, что она чуть не послала сама себе воздушного поцелуя. А лошади были уже поданы. Он сидел верхом и через окно разговаривал с maman.
– Пожалуйста, Валериан Николаевич, смотрите, чтобы она не ездила слишком быстро и слишком много. Ей так вредно всякое утомление, а она теперь все храбрится и так неосторожна… Давно ли мы поправились… Смотрите
