Мимочка - Лидия Ивановна Веселитская

Quand elle tombera dans l’éternelle nuit!

Oh! vous le murmurez dans vos sphères sacrées,

Étoiles du matin, ce mot triste et charmant!

La plus faible de vous, quand Dieu vous a créées,

A voulu traverser les plaines éthérées,

Pour chercher le soleil, son immortel amant.

Elle s’est élancée au sein des nuits profondes.

Mais une autje l’aimait ‘elle-même; – et les mondes

Se sont mis en voyage autour du firmament[74].

– Как это хорошо, не правда ли! Мне жаль, что я не вижу вашего лица. Я хотел бы знать, так ли вы смотрите, как всегда.

– А как я смотрю всегда?

– Холодно, строго… Генеральшей.

– Генеральшей? Стало быть, я смотрю тем, что я есть.

– Не клевещите на себя. Вы женщина. Вы и должны смотреть женщиной, вот такой женщиной, какая стояла там на вершине скалы, колеблясь между жертвой и изменой.

– Но я вовсе ее хочу походить на нее.

– Отчего?

– Оттого что она поступила очень гадко.

– Вероломно, да, но она поступила как женщина, как слабая, фальшивая женщина. И это мне нравится. Я люблю слабость в женщине. И не люблю женщин сильных, героинь. Пусть прославляет их кто хочет, я никогда не буду их поклонником. Душевная сила так же мало пристала женщине, как и сила физическая. Женщина должна быть вся слабость, вся любовь, вся нежность. Пусть слабость делает ее фальшивой. Что ж, если это мило!.. А вы, как бы вы поступили на ее месте? Представьте себе, что вы полюбили бы кого-нибудь, ну, хоть меня. Надеюсь, что такое предположение, в шутку, не оскорбит вас. Представьте же себе, что вы полюбили меня, вот сейчас, теперь, такая, как вы есть, в вашем положении.

– В моем настоящем положении?.. Я думаю, что если б я вас полюбила, я постаралась бы, чтобы вы об этом ничего не узнали.

– Это почему?

– Потому что я замужем, не свободна.

– La belle raison!..[75]

– Comment, ce n’est pas une raison?..[76] Что же бы вы сказали, если бы ваша жена…

При упоминании о Спиридоне Ивановиче Валериан Николаевич хмурился; при упоминании о его жене на лице его разливалось выражение скуки и утомления. Выражение это Мимочка хорошо знала, и оно всегда радовало ее. Хотя она слыхала от баронессы, что жена его – прелестная женщина, но ей приятнее было думать и представлять себе, что она такая же скучная, ненужная и неподходящая, как и Спиридон Иванович. Если бы он был с ней счастлив, он не уезжал бы от нее и у него не было бы такого бледного, утомленного лица и впалых щек, не так ли?.. Нет, он верно несчастлив, страдает и только не жалуется, потому что он горд. Бедный, милый!..

Между тем они спустились в ущелье, и Валериан Николаевич предложил Мимочке спешиться и пройти пешком в один уголок, откуда, по его мнению, вид на скалы был всего красивее. Осман увел лошадей, а Валериан Николаевич и Мимочка стали пробираться по камням, вдоль журчащей горной речки. Высокая, отвесная скала стояла за ними грозной стеной. Мимочке казалось, что она спустилась в недра Земли или что она на дне глубокого колодца, так высоко над головой ее была степь, по которой они скакали, так далеко казалось небо, на котором появилась наконец желанная луна, осветившая скалы, живописно украшенные зеленью.

– Ну что? Как вам нравится?..

– C’est féerique[77], – шептала Мимочка, – c’est féerique!

А какая тишина, какая тишина! Нет, положительно она где-то не на земле. И в последний раз, на секунду, в голове Мимочки мелькнула тревожная мысль: хорошо ли она сделала, что сюда приехала? Может быть, хоть он и звал ее сюда, но был бы о ней лучшего мнения, если бы она не поехала. Но нет, какой вздор! Что же тут дурного? Все ездят любоваться природой, и она приехала любоваться природой. Нельзя быть на Кавказе и не посмотреть окрестностей. Потом она будет смотреть фотографии, и окажется, что она ничего не видела. Отчего Вава не ездит верхом? Они взяли бы ее с собою. И что ж такое, что она приехала сюда с ним вдвоем? Если бы она поехала с ним куда-нибудь в ресторан, это было бы ужасно. (Но она никогда и не поехала бы.) А сюда они приехали любоваться природой. Да и, наконец, с ними татарин. Вон, где-то вдали слышно конское ржание: это их лошади и Осман.

И успокоив свою совесть какими рассуждениями, Мимочка повторила:

– C’est féerique!..

И Мимочка искренно любовалась живописными скалами, а Валериан Николаевич искренно любовался ею.

– Вы не устали? – спросил он, расстилая свою бурку на земле. – Сядьте. Мне жаль, что я уже рассказал вам легенду о бедном юноше, погибшем здесь. Надо было рассказать вам ее теперь, здесь, в виду этих скал… Ну, я расскажу вам что-нибудь другое.

Положительно, Мимочка была не на земле. Не может быть, чтобы это была та самая луна, которая светила Спиридону Ивановичу и беби. Та осталась где-то далеко, а это была совсем другая луна, кроткая, покровительствующая им. И какой томный волшебный свет лила она на этот уголок, где они были одни, одни и так далеко от людей, от шума, от света…

Как тихо, как тихо!.. Какие полные, хорошие, ничем не отравленные минуты!.. Здесь бы заснуть, умереть и не просыпаться, не возвращаться к жизни. И он был с ней, подле нее и глядел на нее, как покорный раб, как преданный друг.

И в первый раз в жизни Мимочка не думала о том, к лицу ей или не к лицу то, что на ней надето, и что сказали бы тетушки о том, как она себя держит. Она чувствовала что-то странное: не то она заснула, не то пробудилась. Никогда с ней не было ничего подобного. И у нее теснило дыхание. Минутами она боялась, что ей сделается дурно.

Камень упал, и они оба вздрогнули. И он еще ближе подвинулся к ней.

– Вы испугались?

Он ли это? Да, это его глаза блестят. Какое бледное лицо! Какая бледная луна! Что же это, сон или явь? И Мимочка, желая нарушить это страшное, подавляющее безмолвие и очнуться от овладевающего ею оцепенения, еще раз повторила:

– C’est féerique, c’est féerique!

И точно в этом вечере было что-то волшебное, что-то необыкновенное. И необыкновеннее всего было то, что Валериан Николаевич обнимал и целовал Мимочку и целовал