Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин
— Как ты мог забыть людей, которые вчера следовали за тобой на смерть?—с нескрываемым упреком сказал Юрьев.
Токаш даже покраснел. Против правды возражать не будешь.
— Съезди в аул, собирай силу! Как говорится в народе: батыру на родной земле каждый куст помогает!— Юрьев посмотрел на Березовского и сообщил:
— Александр хочет газету выпускать. Послушаем его... Огонь, о котором говорил он сейчас, разожжет эта газета.
Они начали обсуждать план издания газеты. Токаш слушал плохо. Он глубоко задумался. Да, надо непременно поехать в аул, к народу, надо собирать силы на борьбу. Это будет не повторением прежнего, а продолжением борьбы. Надо идти вперед, прокладывая путь по целине.
Домой он возвращался поздно. Город спал. На востоке уже брезжил рассвет.
Умница этот Юрьев. Сразу нащупал главное. «Как ты мог, Токаш, забыть тех, кто вчера следовал за тобой...» Действительно, как мог?... Двадцатисемилетний Токаш оказался похожим на жеребенка по третьему году, которого после езды пустили в косяк. И этот жеребенок, задрав хвост, помчался вскачь, радуясь своему освобождению от узды. Токаш после тюрьмы забыл обо всем: и о родном ауле, и о вчерашних преданных друзьях. Он ходил в гости к Кардену, сидел за одним столом вместе с Джайнаковым! Какой позор! Но что он мог поделать, если пригласила девушка?.. А пропади пропадом и де вушка эта и угощение! Завтра — в аул.
Глава 4
Но на следующий день он опять не смог поехать в аул. На пути опять встала девушка, от нее не так-то легко отмахнуться...
Началось с того, что приехал Курышпай. Было уже к полудню, но Токаш еще лежал в постели — не то спал, не то дремал. Курышпай сдернул с него одеяло, звонко рассмеялся. И без того узкие глаза его превратились в щелки.
— Токаш, что это с тобой стряслось? Спишь, как убитый.
Токаш не пошевелился. Он лежал голый до пояса — всегда спал без нижней рубашки. Курышпай, разглядывая могучую грудь, развитые мускулы, удивился: нельзя и подумать, что Токаш недавно из тюрьмы...
— Ты, случайно, не борец?— Курышпай начал надавливать мускулы руки, но они не поддались нажиму, упруго поднимались.
— Бороться, что ли хочешь?—улыбнулся Токаш, зная, что Курышай не откажется.
Недолго думая, Курышпай встал, расправив толстые ноги, сказал:
— Ну, давай!
Они схватились. Курышпай пытался применить обычный прием казахской борьбы: притянуть противника к себе с правой стороны и затем порывистым броском положить на обе лопатки. Но Токаш, изловчившись, при жал голову Курышпая под мышкой, принуждая его кос нуться земли. Курышпай изо всех сил старался высво бодить голову и крепко обхватил Токаша, тот изгибался продолжал клонить противника к земле.
В таком положении застала их вернувшаяся с базара Акбалтыр. Подумав, что тут драка, она крикнула испуганно:
— Бог ты мой, что за срам?!
Из сеней выглянула супруга Эрмиша.
Курышпай первым отпустил Токаша, который от стыда постарался скорее выскочить на двор к умывальнику. За ним последовал и Курышпай.
— Курыш-жан, сегодня едем в аул, готовься!
Курышпай ответил твердо:
— Нет, сегодня не поедем!
— Почему?
— Ты сегодня пойдешь к нам в гости. Халима говорит: с какими глазами я буду на него смотреть? До сих пор не смогли пригласить Токаша!..
— Ладно. Халима права. В аул мы поедем ночью.
— А зачем так торопиться?
— А затем, что пока мы разъезжаем по гостям, Джайнаков и его единомышленники захватили всю власть в свои руки. Скоро начнут охотиться за нами и снова упрячут в тюрьму.
— А ведь ты прав, Токаш. Знаешь, по пути я зашел в «Дом свободы». Там были и Джайнаков, и Закир, и Какенов. Ругали тебя на чем свет стоит... Ну, и я перед ними в долгу не остался: начал задираться и довел дело до скандала.
— Зачем они там собрались? Ты узнал об этом что- нибудь?
— Хотят сколотить войско, что ли...
Токаш, отбросив полотенце, переспросил:
— Войско говоришь?
Курышпай, подумав, что Токаш откажется идти в гости, постарался успокоить его:
— Болтали такое... Ничего не выйдет. Тут появились рабочие во главе с Утеповым, и мы разогнали всю компанию Джайнакова.
Вместе с матерью Токаш направился в гости к Курышпаю. Он не мог не уважить друга, хотя и сожалел, что отложил поездку в аул. «Ну, ладно,— думал он,— не все ли равно — поехать днем раньше, или днем позже?» Этот внутренний голос перекликался с голосом матери. Перед
тем, как пойти в гости к Курышпаю, Токаш сказал ей: может быть, мы лучше отправимся прямо в аул? Акбал- тыр возразила: «Больше полгода просидел в тюрьме! Теперь на один день отложить поездку в аул — ничего не вначит. В гости идем, не куда-нибудь...»
Переступая порог Курышпая, Токаш дал себе слово: быть в этом доме веселым, оставить о себе хорошую па мять.
Курышпай схватил домбру, прозвенел струнами и запел:
Вам, Токаш. почет и уважение!
Скуку — прочь, прими увеселения.
В этом бренном мире счастья мало — Пей, гуляй и не кажись усталым.
Веселый голос Курышпая заполнил низенькую избен ку, в ней стало светлее и радостнее. Токаш обнял своего друга и поцеловал его. Махмут, засучив рукава, принял ся расставлять уйгурские блюда. Халима помогла Акбал- тыр снять верхнюю одежду и усадила ее на почетное место.
Курышпай крутился возбужденный, не находя себе места, и звенел домброй.
Раньше пел я больше от печали. Сердце горю песней отвечало. Я помолодел душой и телом, Пусть домбра звучит иным напевом.
Токаш схватил Курышпая, усадил возле себя.
— Даю обещание не поддаваться усталости, если ты будешь продолжать свои песни в том же духе и не устанешь сам.
Курышпай покачал головой и ответил:
— Ну, Токаш-жан, навалил же ты на меня ношу! Тяжело твое условие.
Как только гости, помыв руки, расселись за столом, кто-то постучал в дверь. Курышпай многозначительно посмотрел на Халиму, она торопливо вышла за дверь и с кем-то заговорила.
По голосу слышно, пришла какая-то женщина, она, смеясь, толковала о чем-то Халиме. Слов Токаш не ра зобрал, но голос показался ему знакомым. Курышпай, недовольный тем, что Халима замешкалась, вышел во двор. Смех возобновился. Потом Курышпай с Халимой почти силком ввели за руки еще одну гостью.
— Вы, оказывается, плохо думаете о нас,— укорял Курышпай.— никого чужих у нас нет...
Токаш
