Богова делянка - Луис Бромфилд
Прошел год. Близился день окончания Томасом семинарии. Марианна снова приехала к сыну, и тут его обман был обнаружен. Разразилась просто небывалая гроза. Слезы лились потоком, обвинения и упреки сыпались градом, и не только на голову сына, но и на голову друга. Никто так никогда и не узнал точно, что она им наговорила, но спустя три дня Чонси Нокса нашли утонувшим в речушке, протекавшей неподалеку от семинарии. Томас закончил семинарию, но так и не произнес ни одной проповеди, и Марианна потеряла его навеки.
Он скрылся, и больше двух лет от него не было ни слуху ни духу, а затем в один прекрасный день преспокойно вернулся и занялся изучением права в конторе приятеля своего отца. Уиллингдон знал о возвращении сына, до Марианны же это известие дошло только через неделю. Она написала ему и приехала к нему в контору, но он отказался вернуться в семью; когда же она пригрозила ему бурной сценой, он преспокойно вышел из комнаты, совсем как отец. Марианна уехала домой и слегла. В постели она пролежала до тех пор, пока ее сестра — миниатюрная, решительная, деловая Сапфира — не приехала, оставив свою ферму, все дела и четырнадцать детей, и силком не выдворила ее.
Через год после возвращения в Город молодой Томас женился на Элин Уинчел, дочери переселившегося в Штаты англичанина — владельца аптекарского магазина на центральной площади. Марианна присутствовала на свадьбе; при заключительных словах обряда она впала в глубокий обморок, так что ее отнесли в запасную комнату и там долго обмахивали веерами и поили сердечным снадобьем. Однако ни муж, ни сын так и не подошли к ней, и в конце концов она пришла в себя и с аппетитом поужинала.
Молодая была хороша собой — темноглазая и темноволосая, она обладала сильным характером и философским взглядом на жизнь — оба эти качества весьма пригодились ей в последующие годы. Ее отец, аптекарь, тихий, спокойный человек, любивший заниматься опытами и более склонный к науке, чем к торговле, воспитал ее в простоте и скромности. По-видимому, она была сильно влюблена в своего замкнутого, неуравновешенного молодого мужа, и ее любовь выдержала все испытания долгого супружества. Выдержала небрежение, долгие отлучки и холодность. У нее было любящее сердце.
Испытания ее начались уже через год после свадьбы, когда он внезапно бросил занятия юриспруденцией, оставил ее и укатил куда-то на Запад. Время от времени она получала от него письма, но ответить на них не могла, так как он никогда не давал обратного адреса. Письма приходили из Калифорнии, из Нью-Мексико, из Невады, но ни одного слова о том, когда он думает вернуться домой, в них не было. Она снова поселилась с отцом в его большом кирпичном доме, весь нижний этаж которого занимала аптека, и заботы о ней пришлось взять на себя ее отцу и Томасу Уиллингдону-старшему. Через восемь месяцев после исчезновения мужа родился сын. Ему исполнилось пять лет, когда его отец, нежданно вернувшись, узнал о его существовании.
У него была привычка возвращаться и исчезать таким вот образом. При жизни Элин это произошло по меньшей мере раз шесть. Обычно в таких случаях она находила записку, из которой узнавала, что ее муж уехал, и затем в один прекрасный день, года четыре спустя, услышав звонок позднего посетителя, спускалась в аптеку, думая, что это кто-то пришел за лекарством, и обнаруживала за дверью собственного мужа. Он входил, ужинал и ложился в ее постель, не делая никаких попыток объяснить свое отсутствие, будто и не уезжал никуда. Вопроса о разводе просто не возникало; думаю, она не рассталась бы с ним, даже если бы жила в дни, когда развод стал повседневным делом. Она никогда не расспрашивала о его странствиях, и он редко говорил о них, так что она, собственно, и не знала, где муж пропадал и что делал. По всей видимости, отца Элин это смущало так же мало. Его мысли постоянно витали где-то далеко, и он вряд ли вообще замечал отсутствие или присутствие зятя.
После первой отлучки он прожил дома почти год, а потом в самый канун гражданской войны снова исчез, оставив записку на обеденном столе. На этот раз он отправился в Монтану, где дрался с индейцами и искал медь, кочуя из поселения в поселение и проводя по нескольку недель кряду в неприступных горах в полном одиночестве. Был у него мул, кирка да лопата и тюк, набитый главным образом книгами. Ему так и не удалось напасть на богатые залежи, хотя он сделал несколько заявок, довольно-таки расплывчатых, документы на которые впоследствии утерял. Но мне кажется, что искал он вовсе не золото и не медь. На беду его семьи, кажется, не было еще человека, который стремился бы к богатству меньше, чем он. Поиски золота и меди были лишь предлогом побыть в одиночестве, без которого он просто не мог существовать.
Отец Джонни родился во время его второй отлучки. Гражданская война успела кончиться, и отцу Джонни исполнилось четыре года, когда снова вернулся странник, снял шляпу и сел ужинать, обнаружив, что у него уже два сына, а не один.
Сыновья почти не знали его, за время их детства и юности он провел дома в общей сложности не больше трех лет, но и тогда держался отчужденно и очень мало интересовался ими. По всей вероятности, в молодости и в зрелые годы было в нем что-то известное и понятное лишь его жене — может, какая-то отзывчивость, неожиданные вспышки нежности, о которых никто и не догадывался. Во всяком случае, она всегда была за него горой и после смерти своего отца сохранила аптекарский магазин как средство существования для себя и для своих двух сыновей. Однако дело прогорело, и аптеку пришлось ликвидировать. А когда и вырученные за нее деньги были прожиты, восемнадцатилетнему отцу Джонни пришлось поступить в банк. Старый Томас Уиллингдон поддерживал их, от старшего же сына поддержки не было — как только ему стукнуло девятнадцать лет, он тоже отправился странствовать по свету.
Элин, бабушка Джонни по отцу, умерла еще до его рождения. Как-то раз, почувствовав сильную боль в желудке, она отказалась вызвать доктора и приняла сильное слабительное. Оказалось, что это был приступ аппендицита, и принятое слабительное убило ее — бодрую, полную сил шестидесятилетнюю женщину. По фотографиям у нее доброе
