Наступило утро - Зеин Жунусбекович Шашкин
— Земля слухом полнится!..— сказал Фальковский. Они шли по тенистой улице, беседуя вполголоса.
— Где ты скитался последние годы? — допытывался Сугурбаев.
— Где был, там уже нет! — уклонился Фальковский от прямого ответа.
— Где работаешь?
— Нигде!
— А предполагаешь?
— Надо оглядеться,— сказал Фальковский.— Я в городе четвертый день...
Сугурбаев остановился и взял собеседника за пуговицу френча.
— Пах! Ты же топограф! Хочешь, завтра направлю землемером в Кастек. Жизнь сытая, будешь кататься как сыр в масле...
Фальковский задумался. Предложение показалось соблазнительным.
— А что там придется делать?
— Отобранную Куропаткиным землю будешь снова делить между казахами и русскими.
— А не укокошат за это станичники?
— Валентин Робертович! — укоризненно покачал головой Сугурбаев.— Если в шестнадцатом году не укокошили киргизы, почему в двадцатом году должны укокошить русские... Ты живучий, дорогой... Завтра я думаю выехать в Кастек. Хочешь, поедем со мной.
Фальковский ответил не сразу.
— А что так скоро?
— На днях туда прибывает партия беженцев из Китая. Надо подготовиться к встрече.
— Ну что же,— задумчиво произнес Фальковский,— Если там сытно, можно будет поехать...
Глава четвертая
Гульжан, сестра Сахи, поехала в Узун-Агач узнать о судьбе исчезнувшего отца. В ауле прошел слух, что ба- халши Бозтай ездил в Туркестан по торговым делам, побывал в мавзолее Ходжа-Ахмеда -Яссави и узнал о Жунусе, Говорят, старик жив и завел новую семью.
Гульжан нашла Бозтая, своего давнишнего поклонника. Слух оказался ложным. Бозтай клялся, что такого разговора не было. Правда, он слышал от настоятеля мечети, что Жунус в Бухаре. А больше он о. нем ничего не знает.
Эта весть огорчила Гульжан, но зато другая новость, услышанная в Узун-Агаче, обрадовала ее. В Кастек на днях должны вернуться беженцы из Китая.
Гульжан торопилась в аул сообщить радостную весть.
Бозтай навязался проводить ее. Сколько раз он мечтал остаться с Гульжан наедине! Красивая дочка Жунуса приглянулась ему давно. Не нравилось в ней только одно — невоздержанный, резкий характер и странная манера носить мужскую одежду. Должно быть, Гульжан знала, что женатый Бозтай к ней неравнодушен. Не по летам лысый, рыжий, он всегда был неприятен девушке, и она с радостью бы поехала домой одна. Но не так-то легко отвязаться от Бозтая.
Цыганка-ночь раскинула на небе бархатную плахту, , вышитую узорной россыпью звезд. Вдали темнели неприступные, вечно снежные вершины Алатау. У подножия гор мерцали огоньки аула. Тишина нарушалась топотом конских копыт.
— Гульжан! — обратился Бозтай к девушке.— Скоро я еду в город. Есть слух, что хорошую землю дают тем, кто будет воевать.
— Какая война? — Гульжан придержала коня.
— Говорят, казахи опять будут воевать с русскими, — Кто сказал?
— Приехал адвокат Сугурбаев из Ташкента. Он говорил... Что же, я не против...
— Вояка! Где вы были в шестнадцатом году?
— Воевал с русскими.
— Не слыхала.
Бозтай уловил насмешку в голосе девушки.
— Отец рассказывал про многих джигитов-героев. Но о вас никогда не вспоминал...
— Вот отец-то твой и сбежал. Не хватило пороху...
— Не вам о нем судить! — возмутилась Гульжан.
Бозтай помолчал. Зачем сердить девушку?
— Я пошутил, Гульжан. Не хотел обидеть тебя. Лучше поговорим о другом.
— О чем же?
— У шелка одинаковые узлы, а у молодых одинаковые желания,— начал издалека Бозтай.
— О чем это вы?
— О том, чтобы соединить наши сердца.
— Кто терпелив, на тележке догонит зайца! — насмешливо сказала девушка.
— Думаю, что я не только догнал, но и схватил, как беркут!
— Мой беркут давно уже схватил меня.
— Знаю, на кого намекаешь. Но его нет в живых.
— Пусть змеи снесут яйца в ваши уста! — с ненавистью сказала Гульжан.
— О, какой у вас язык! — Бозтай засмеялся.— Я не выдумал. Мне сказали беженцы из Пржевальска. Смена, . говорят, отравил уйгурский купец.
Гульжан усмехнулась. Во-первых, Смен погиб во время восстания. Об этом рассказывал Жунус, восхищаясь его подвигом в бою. Во-вторых, ее возлюбленного зовут Бакеном.
— Я дала нареченному слово, что буду ждать его возвращения!
— Если хочешь просидеть всю жизнь в девках, жди!
Гульжан не выдержала.
— Тот, кого я жду, уже едет! — радостно воскликнула она.
— Кто же он?
— Вы недостойны знать его имени.
— Что? — рассвирепел Бозтай.— Даю тебе сроку десять дней. Если за это время не дашь согласия, пеняй на себя!
Конь Бозтая, испугавшись, фыркнул и бросился в сторону.
Всадник выпустил из рук повод и, потеряв равновесие, свалился с коня.
Девушка весело рассмеялась:
— Эх, вы, а еще воевать собрались!
Обидный смех хлестнул Бозтая по сердцу. Обозлившись на коня, он ожег его плетью. Конь умчался в горы. Гульжан захохотала еще веселее.
— Ну, что же, теперь прогуляйтесь пешком. Догонять вашего коня я не буду. А посадить с собой...— в голосе девушки прозвучало презрение.— Вы этого недостойны!
— Недостоин?
Бозтай попытался стащить девушку с коня. Он схватил ее за ногу. Гульжан плетью ударила его по голове и хлестнула своего коня. Конь рванулся. От резкого толчка Бозтай распластался на земле. Исчезая во мраке, девушка слышала брошенные ей вслед злобные слова: «Я тебе этого не прощу!»
В аул Айна-Куль Гульжан приехала одна. В ночной темноте еле заметно выступали очертания юрт. Возле одной из них стояла мать.
— Что с тобой, моя опора? Почему так поздно? — Фатима чутьем матери угадывала волнение дочери.
— Поздно выехала!
Гульжан умолчала о столкновении с Бозтаем. Фатима сделала вид, что поверила.
— Слыхала что-нибудь про отца?
Девушка передала все, что рассказал ей Бозтай, и закончила взволнованно:
— Ой, мама, какая радость! Едут наши из Китая!
— Кто сказал? .
— В Узун-Агаче есть такой слух. Надо сообщить всем в ауле.
— Иди, свет моих глаз, обойди все юрты. Проси су- юнши.
Фатима забыла обо всем, словно в числе возвращающихся она надеялась встретить Жунуса.
Гульжан побежала к озеру. Здесь в крайней юрте жил кузнец Токей, дядя Бакена. Токей днем и ночью не вылезает из кузницы. Про него в ауле говорили: «Токей потемнел не столько от сажи, сколько от злости».
Гульжан подошла к юрте и толкнула двухстворчатую филенчатую дверь.
— Кто там? .
— Токе, готовь суюнши! — воскликнула Гульжан.— Бакен едет!
— Бакен?
