Наступило утро - Зеин Жунусбекович Шашкин

— В Узун-Агаче. Только что оттуда!

— О аллах, помоги верному рабу! — всхлипнула жена Токея от радости.

Гульжан не стала задерживаться, поспешила к юрте акына Нашена. Он четыре года лежал в постели после того, как его высек Гейциг за призыв к восстанию. Немец постарался: у акына отнялись ноги.

Гульжан приоткрыла войлок и громко крикнула:

— Нашеке!

— Это кто?

— Я, Гульжан. Едут наши из Китая!

— Неужели правда?—акын хотел подняться; но боль, сковывавшая обручами поясницу, дала знать о себе. Он застонал.

— Готовьте песни, Нашеке! Завтра приду! — крикнула Гульжан и побежала дальше, к саманной лачужке, упиравшейся в отвесную скалу. Здесь жила бабушка Кудан, одинокая бедная старуха. В молодости она слыла красавицей. За ней в ауле установилась слава чародейки. Она не без успеха лечила детей. Был у нее муж-^- Гейциг его повесил как дальнего родственника Жунуса. — Бабушка! — крикнула Гульжан у самой лачужка.

— О аллах! Кто это так поздно ночью? — заворчала Кудан.

— Бабушка, суюнши! Вставай!

— Не Гульжан ли? Что тебе надо, баловница, ночи?

— Суюнши готовьте!

— Отец вернулся?

У Гульжан на миг защемило сердце.

Едут наши из Китая! — крикнула она.

— О, аллах услышал мою молитву — запричитала Кудан.

А Гульжан уже бежала дальше и громко кричала у каждой юрты, не заходя в нее:

— Наши едут! Наши!

Вскоре весь аул поднялся на ноги и зашумел. Разбуженные старухи заохали, дети плакали, женщины звонко смеялись.

Каждому хотелось самому услышать подробности радостной вести.

Сияющая, взволнованная Гульжан не уставала отвечать на вопросы. Скоро, очень скоро приедут мужья, отцы, братья, дети. Вернутся те, кого уже и не надеялись видеть в ауле. Счастье, счастье!

Не радовалась только одна Фатима. Она вспомнила Жунуса. Тяжело было у нее на сердце. Вчера утром малолетний сынишка Асхар сказал ей, что во сне видел отца, он упал с высокой горы. А недавно и самой Фатиме приснился муж. Жунус, высунув голову из могилы, страшным голосом звал ее на помощь: «Фатимажан, протяни мне руку!». Утром она рассказала свой сон бабушке Кудан. Старуха велела в жертву аллаху принести белого барана. Целый день в ушах Фатимы звучал умоляющий голос мужа. Мучительно переживала она ужасное сновидение...

Вот уже скоро два года, как муж уехал неизвестно куда. Вначале казалось, Саха знает что-то об отце, но, боясь огорчить ее, упорно молчит. Фатима хорошо помнит их ссору. Отец в последнее время избегал разговора о сыне, а Саха, в свою очередь, тоже молчал, не упоминал имени отца даже в коротких письмах к Гульжан.

Жунус, Жунус! Если бы ты знал, как тяжело жить твоей жене с Гульжан и маленьким Асхаром! Хозяйство у них как коротенькое одеяльце: натянешь на голову — ноги голые, а закроешь ноги —голова открыта. Вечно не хватает чего-нибудь! Старший сын Саха — отрезанный ломоть, живет в городе. Он даже не знает, сколько баранов у матери. Единственная опора в жизни — старшая дочь Гульжан. В смелости и ловкости она не уступит джигиту.

Фатиме приятно смотреть на дочь. Матери нравятся густые длинные черные волосы, сплетенные в толстые косы, правильные черты лица Гульжан. Не раз приезжали из соседних аулов сваты и уезжали ни с чем. Гульжан упорно отказывала женихам. Фатима догадывалась: дочь ждет Бакена, и потому-то она сегодня так счастлива. .

Фатима кончиком платка вытерла глаза — пусть в этот день никто не увидит ее слез!

Глава пятая

На дороге, огибавшей озеро Айна-Куль, показался всадник. Он ехал шагом, жадно всматриваясь в окружавшие горы. За ним тянулась вереница повозок и бесконечная цепь нагруженных верблюдов. Чабаны гнали скот. Над ним поднималась золотистая пыль. Шум нарастал. Мычали коровы, ржали лошади, блеяли овцы...

Солнце клонилось к закату. Раскаленный диск золотил далекую снежную вершину Алатау и облака, похожие на кучи хлопка.

Озеро Айна-Куль застыло в горном ущелье, точно налитая до краев чаша. В чистой прозрачной воде, как в зеркале, отражались скалистые берега. Тихо, ни ветерка. То и дело взлетали стаи уток. Описав круг над озером, они рассыпались, как лепестки цветов.

Все жители аула, стар и млад, высыпали из юрт. Гульжан, нарядившись в костюм из синего бархата, первой вышла на дорогу встретить своего возлюбленного.

Ждет она его... А вдруг?.. Нет-нет... Гульжан боялась произнести страшное слово, была уверена — он приедет! Она встретится с ним. Вчера девушка видела его во сне таким; каким он был в черные дни разгрома восстания. Никогда она не забудет минуты, когда раненый Бакен, очнувшись в пещере Кора-Тюбе, радостно взглянул ей в глаза.

Смущенная Гульжан отошла в сторону, где стояла мать, и крепко схватила ее руку.

— Боже мой, неужели он тоже здесь?..

Беженцы совсем уже близко. Толпа ринулась навстречу каравану. Женщины заголосили. Аксакалы, опираясь на палки, подняли головы. Слезы крупными кап-

лями падали на бороды. Пришла и Вера Павловна, учительница из Кастека, высокая, худощавая женщина с гладко зачесанными волосами. Она смотрела влажными- глазами на растянувшийся обоз.

Повозки остановились. Женщины бросились искать потерянных близких. Вопли отчаяния и возгласы радости слились в один сплошной гул.

С коня соскочил Бакен. Гульжан сразу узнала его, хотя он сильно изменился. Жизнь в чужом краю наложила на молодого джигита свой отпечаток: он сильно похудел, лйцо в морщинах, спина сутулая. Но по-прежнему жизнерадостно блестели его карие глаза. Видно было, что Бакен кого-то ищет в толпе. Гульжан догадалась. Радость волной прилила к ее сердцу. Ей хотелось кинуться ему на шею -и заплакать от счастья. Но Бакенувидел дядю Токея и бросился к нему.

Он по-казахски, троекратно приложив свою грудь к груди Токея, поздоровался и взволнованно смотрел на дядю. Токей радостно улыбнулся и по-отечески погладил по голове племянника. Он пришел встречать дорогих людей прямо из кузни, измазанный сажей.

Молодая женщина в городской одежде, выдвинувшись из толпы, с улыбкой смотрела на Бакена. Ее ласковые серые глаза встретились с удивленным взглядом Бакена.

В первую минуту он не узнал ее. Неужели Гульжан? Да нет. Это дочь Павла Семеновича Кащеева, бок о бок вместе с джигитами дравшегося против карательного отряда Гейцига.

— Вера!

Бакен торопливо схватил ее руку. Эта сероглазая женщина вместе с Гульжан спасла ему жизнь в пещере Кора-Тюбе. Он приложил левую руку к виску, изуродованному пулей, и хотел что-то сказать, но тут к Вере Павловне подошел, опираясь на палку, аксакал. Сняв шапку, старик