Старше на одно лето - Зеин Жунусбекович Шашкин

Когда я шагнул за ней, то вначале с яркого света в прихожей увидел только голубой экран телевизора. Присмотревшись, я разглядел маму. Она сидела за низким столиком, пила чай и смотрела, как двое здоровых парней в трусиках бьют друг друга по морде. Моя ма­ма всегда любила бокс.

— Где это ты пропадаешь? — недовольным голосом спросила мама. Вообще-то она никогда не спрашива­ла меня, куда я хожу, и вот сейчас ради Хадиши спро­сила.

— А я квартиру Жаппасу выбил,—гордо ответил я.

— Жаппасу? — переспросила Хадиша, и я услышал, как дрогнул ее голос. Я посмотрел на нее, но она отве­ла глаза, b тут я вдруг вспомнил, что последние дни Санька только и острит по моему адресу, что, мол, сле­ди в оба, а то уплывет от тебя царевна-марьевна, и мне почему-то стало горько.

— Жаппас... Это который из Баян-Аула? — быстро спросила мать. Ее, как и многих других старых людей, всегда интересовало, откуда человек родом.

— Да. Он мой земляк,— ответила Хадиша.— Я его с самых малых лет знаю. Ну, апа, я пошла.

— Куда ж ты, доченька, в такую ночь? Лучше ос­танься.

— Мне завтра рано на работу...

Мать встала и поцеловала Хадишу в щеку.

— Сынок, проводи девочку. Вызови такси...

Мы вышли на улицу. Автомашины ходили редко, и явственно чувствовался запах воды и каких-то ночных цветов. Далеко в степи горели звезды на копрах шахт. Они подавляли своей яркостью свет небесных звезд.

— Хадиша, прости меня, я тебя совсем забыл,— ска­зал я.— В эти дни я был как сумасшедший. Все что-то не ладилось. Но на той неделе обязательно свожу тебя в театр. Знаешь, приехала казахская опера.

— Так пойдем завтра,— обрадовалась Хадиша. Я за­ мялся.

— Да завтра, знаешь, я еду в Караганду на сове­щание...

— Ах, знаю, с кем ты едешь! — воскликнула Хадиша и быстро вскочила в такси. Она захлопнула дверцу перед самым моим носом. Я долго смотрел на красный огонек такси, пока он не исчез за поворотом, и думал, что много, очень много изменилось за последние дни, может быть, больше, чем за всю мою предыдущую жизнь. В первый раз, когда Хадиша пришла к нам домой, она показалась мне воплощением мечты. Через месяц я уже был уверен, что нет девушки лучшей на свете, чем Хади­ша. Я скучал без нее, искал постоянно ее общества. А сейчас...

Сейчас все по-другому...

Не успел я войти в прихожую, как мать кликнула меня к себе. Телевизор был выключен, и мама лежала на кровати. Седые волосы ее были повязаны беленьким платочком, и от этого темное маленькое лицо казалось совсем молодым. Произошел тот самый разговор, кото­рого я и ожидал.

Ты что же, сын, ждешь, пока я на тот свет не от­правлюсь?

— Почему, мам, ты так думаешь?

— А почему тогда свадьбу не играешь?

— Рано...

— Все невесту себе ищещь! Доищешься... А Хади- ша! Руки у нее золотые, скромная, вежливая. Да сейчас такая девушка — редкость, цены нет. Что тебе еще надо?

— Многого,— ответил я.— Надо еще, чтобы я лю­бил ее.

Мать заплакала. Я погладил ее по голове, но она ски­нула мою руку. Тогда я ушел в свою комнату. Мне не хотелось обижать маму, но жениться на Хадише я, ко­нечно, не собираюсь.

Совещание бригад коммунистического труда в Ка­раганде кончилось в половине пятого вечера, Я первым вышел из зала и сразу увидел Ольгу. Она стояла на­право от входа во Дворец шахтеров и читала малень­кую книжку.

— Давно ждешь? — спросил я, взяв ее за руку.

— Порядочно. Ну, как дела? Наш завод не били?

>— Немножко ударили. Выступил секретарь обкома комсомола и назвал мою фамилию в числе тех, кто не оправдал «возложенных обязанностей». Не зря меня по­слал сюда Антон Иванович...

— Ты думаешь, он знал? — насторожилась Ольга, — Думаю...

Едва ли. Впрочем, у старика бывают такие за­скоки.

— И твой Айдарчик наверняка постарался.

— Почему мой? — машинально спросила Ольга и перевела разговор на другое,— Давно в ссоре. Раску­сила я его...

Тут мы повернули за угол и увидели, что автобус на Булаттау уже завели. Из выхлопной трубы вырывался синий газ. Я взял Ольгу за руку, и мы побежали через площадь. Вслед нам засвистел милиционер, но мы вско­чили в автобус, и он тут же тронулся.

Мест не было, и мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, Я держался за ручку, а Ольга за меня, Ста­ренький автобус грохотал, как пустая консервная бан­ка, которую пинают по камням мальчишки. Разговари­вать было невозможно. Мы молчали. Так прошел пер­вый час пути, и тут меня осенило: «Ольга, давай слезем на Муздыбае! — крикнул я ей в самое ухо.— Там есть озеро и лодки, покатаемся».

Она сморщилась, потом засмеялась и кивнула голо­вой. я попросил водителя остановить автобус, и мы вы­скочили на теплый голубоватый асфальт. Шагах в де­сяти от нас начинался желый от сухой травы холм Муз- дыбай.

Этот вечер навсегда останется в моей памяти. Я чув­ствовал губами и всем лицом его прохладное прикос­новение. Мне хотелось обнять степь, прижаться к ней щекой, как к теплой руке матери, и застыть так. Я с любовью смотрел на темнеющее небо со светлой полос­кой у горизонта, на зубчатые горы, розоватые у вершин, на серое, как из лучшей стали, озеро, на город, горящуй, как огромная иллюминация. Город и озеро сотворены руками наших отцов и нашими руками. А раньше здесь только свистел одинокий ветер да пушились мелкие одуванчики. Паслись кое-где редкие верблюды, стояли одинокие юрты. А сейчас? Смотрите, какое все-таки чудо!

С собой я взял приемник. Сейчас включил его и пой­мал Алма-Ату. Передавали концерт танцевальной му зыки. Это я люблю. Всякие там румбы, фоксы по мне. Пританцовывая в такт музыке, мы подошли к лодоч­ной станции. Старик с темными от смолы пальцами по­смотрел на мой приемник и полушутя, полусерьезно проговорил:

— Смотри, парень, не увлекайся там на воде музы­кой, а то черная рыба утащит под воду.

Я засмеялся и, оттолкнувшись от причала, изо всех сил стал выгребать подальше от берега, туда, где, по легенде, стрелой выбрасывается из воды черная рыба. Говорят, что ударом хвоста она может перевернуть любую лодку, и человек тонет, даже если он умеет пла­вать.

Лодка скользит по глубокой глади. Скользит бес- . шумно, и кругом