Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин
Обо всех этих разговорах знали и в исполкоме. Фаль- ковский и его друзья-эсеры постарались, они повторяли сплетни и злобные измышления многозначительно покачивая головами, старались создать впечатление, что все мусульмане — против Бокина.
«Кажется, плод созрел», — радовались Фальковский и Какенов. Габдуллу печалила только мысль о Бикен. После смерти отца она заболела эпилепсией, с ней случались припадки. Бикен исхудала, она не выходила из дому. Какенов несколько раз навещал ее и все время неудачно — как раз во время страшного эпилептического припадка.
Сегодня он тоже пошел к Бикен, надеясь застать ее здоровой и поговорить чистосердечно обо всем. Над городом ползли тучи, брызгал надоедливый дождь.
Жизнь человека стала не дороже копейки. Карден не знал покоя, по копейкам наживал богатство и за многие годы стал наконец богатым — вот и вся его вина. Разве богатство— преступление? Бедность — не порок, ио разве порок — богатство? Может ли быть хорошая жизнь, рай на земле без богатства? Никогда! Одна мысль о богатстве доставляет радость. Бокин — сын бедняка, его предки веками знали только нужду. Он завидует имущим, ненавидит их, хочет превратить всех в бедняков. «Все люди должны быть равными» — говорит он. Как только подумает об этом Какенов, злоба опять охватывает его до дрожи в руках.
Бикен лежала в своей комнате на кровати. Около нее сидели Салимгерей, двоюродная сестра Ляйлп, старшая сестра — жена Закира и еще две подруги Бикон. Они рассказывали что-то смешное, стараясь развлечь больную. Увидев Какенова, Бикен закрыла лицо руками и заплакала. Габдулла опустился на колени, поцеловал руку девушки. На его глаза навернулись слезы. Поднявшись, он сказал:
— Не сокрушайся, Бикен! Если будем живы, отомстим за вашего отца.
Бикен провела ладонями по лицу, вытерла слезы. Голубые глаза ее не сияли, их заволокла мгла. Щеки были бледны, губы сухи. Не было прежней Бикен с яркой вызывающей красотой. У Габдуллы сжалось сердце, он не мог усидеть. Стиснув кулаки, он подошел к окну. Во дворе какая-то женщина в жаулыке пыталась затопить печь, раздувая огонь. В сыром воздухе дым не поднимался, а стлался по земле. Сыро и стесненно было в душе Какенова.
К нему подошел Салимгерей. Габдулла спросил:
— Он своей рукой расстрелял? — Какенов знал от Фальковского, как было дело, но он сам распространял слух, что Бокин застрелил Кардена сам, без всякого объявления приговора.
— Яшайло был там, он знает, —сказал Бурнашев. — Исмаил где-то во дворе, помогает по хозяйству. Сейчас позову.
Бурнашев вышел и скоро вернулся вместе с Яшайло, который почтительно поздоровался с Какеиовым.
— Правда, что Бокин своими руками расстрелял Кардена?
Яшайло покосил глазами на Бикен.
— Как бы там ни было, а факт, что расстреляли,— и понизил голос до шепота: —Зачем напоминать об этом Бикен. Давайте выйдем в гостиную.
Втроем они вышли и присели к столу.
— Говорят, Бокин был злой, он три дня ничего не ел — все из-за невесты, — сказал Салимгерей.
— Брось молоть чепуху,-—прервал его Какенов.— Разве есть у него сердце! Он сам задушил невесту, не так ли, Исмаил? Ты был в ауле и знаешь.
— Бросьте вы... — отмахнулся Яшайло.— Я был там, куда вы послали, в ауле Кардена.
— Брось и ты, Исмаил!.. Разве не веришь нам? — усмехнулся Габдулла.— Мы хотим знать правду, отчего умерла невеста Бокина.
— Одни говорят — разрыв сердца, другие—он сам задушил. Будто собирался жениться на русской...
— Вот именно. Ты, Исмаил, хорошо знаешь правду. Подбери людей, которые могут заявить, что Бокин сам убил свою невесту. Надо собрать больше заявлений, с каким зверством убивали Кардена.
— Бикен хотела написать, — сказал Салимгерей.
— Пойдем к ней.
Яшайло остался: в дом то и дело заходили посетители почтить память бая — Исмаил встречал их и выпроваживал.
Вернувшись к Бикен, Салимгерей спросил:
— Где твое заявление, Бикен? Ты писала его вчера.
Глаза Бикен напряженно уставились в одну точку на потолке. Она долго молчала.
— Ну, говори же!
— Порвала.
— Почему?
— Зачем оно?
Салимгерей в досаде хлопнул себя по боку, удивленно посмотрел на Габдуллу.
— Что теперь скажешь? Простила кровь отца, эх ты!.. — Салимгерей, не сдержавшись, выругался по-татарски.
Какенов пытался уговорить Бикен:
— Нужно защищать свою честь, Бике-жан!
— Честь у меня чиста. Как отомстить Бокину, это я знаю сама, — проговорила Бикен, все так же напряженно всматриваясь в какую-то видимую только ей одной точку на потолке.
Разговор пришлось прекратить. За дверью кто-то шумел, выкрикивал угрозы. Габдулла и Салимгерей поспешили туда. Один из чемолганских баев, давний знакомый Какенова, показывая на Яшайло, говорил брату Кардена Адилу:
— Вот он, проклятый!.. Я узнал его. Это он вырвал пучок из моей бороды и отдал мне в руки.
Адил повернулся к Яшайло, сказал грозно:
— Уходи из этого дома, злодей!
Яшайло, сжав зубы, злобно посматривал на чемол- ганца, взгляд его говорил: «Ну, подожди у меня!..» Сейчас он не был похож на того плута Яшайло, который ходил тихо, как кошка, и умел скрывать мысли; вежливость и обходительность, приобретенные в торговых городах Афганистана, Индии и Китая, осыпались, как позолота с фальшивого кольца, он ощетинился, готовый вступить в драку.
Какенов поспешил вмешаться в разговор.
— Как же так получилось, Исмаил?
Какенов мог выручить из неприятного положения, и Яшайло рассказал.
— Я пришел, а он плачет. Чего плачешь? «Бокин отобрал весь скот!» Я говорю: пиши жалобу. И добавь, что избил... А этот чудак: «Он меня не бил. Зачем я буду писать?» Говорю ему: вы лжете, аксакал! Бокин выдрал вам бороду... Взял да и протянул ему клочок бороды.
— Ты выдернул у меня, злодей! — завизжал чемол- ганец и потянулся рукой к нахальной роже Яшайло. Какенов оттолкнул его.
— Продолжай, Исмаил.
— Ну, вот показал клочок... А этот глупец поднял шум!
Салимгерей стоял позади Какенова и давился от смеха. Габдулла старался сдерживать себя. Он сказал че молганскому баю:
— Если хотите знать правду, аксакал, то все равно Бокин является виновником того, что ваша борода поубавилась. Бокин довел до такого отчаяния народ! Причем тут вот этот правоверный мусульманин? Садитесь и пишите жалобу, аксакал: «Я похвалил новую власть, а Бокин избил меня за это...»
Только что гневно кричавший на Яшайло Адил поддержал Какенова.
И в тот же день в следственную комиссию Какенов принес сразу три заявления. Первое