Три этажа - Эшколь Нево

Эшколь Нево

Три этажа

Посвящается брату Ноаму

Eshkol Nevo

תומוק שולש

THREE FLOORS UP

Copyright Eshkol Nevo

Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2019.

Первый этаж

Что я, в общем-то, хочу тебе сказать? Что за этой неожиданностью скрывалось нечто другое, то, о чем ни я, ни Айелет говорить не смели и что, как мы оба знали, – ну хорошо, я знал, – может произойти. Сигналы были на каждом шагу, только я старался их не замечать. Ведь что удобнее соседей, которые присмотрят за твоей девчушкой? Честно! За пять минут до ухода ты хватаешь ее на руки, никаких тебе сумок, никаких колясок, стучишься в соседскую дверь – и все. Она рада-радешенька. И они рады-радешеньки. И сам ты рад-радешенек, что свободен бежать по своим делам. И это дешевле, чем обычная няня. Вроде говорить о таких вещах не принято, но у меня, ей-богу, нет сил на самоцензуру, поэтому расскажу все как есть, а ты пообещай, что не вставишь это в одну из своих книг, идет?

Супруги-пенсионеры понятия не имеют, сколько сегодня платят няньке за час. Вряд ли они заходят на сайты бебиситтеров. Им можно предложить любую цену. Мы и предложили. Двадцать шекелей в час. Девять лет назад это было терпимо. Маловато, конечно, но терпимо… Но за это время средняя цена в нашем районе поднялась до сорока, а мы остались на двадцати. Иногда Айелет напоминала мне, мол, знаешь, надо бы им плату поднять. И я говорил, да, конечно поднимем. Но мы так и остались на двадцати. А они ничего не говорили. Люди воспитанные, из германских евреев – йеки; он ходит дома в костюме с галстуком, она – преподавательница фортепиано в музыкальной школе, выражается как в прошлом веке: «Прошу вас, сделайте милость». Может, они и хотели потребовать прибавки, но тевтонское воспитание не позволило. А мы себе говорили – ну, если вслух не говорили, то думали: пусть спасибо скажут, все равно от скуки маются. Это они должны нам платить за право сидеть с нашей Офри.

Не помню точно, сколько ей было, когда мы в первый раз ее к ним отнесли, но мало. Сколько времени надо ждать после родов, чтобы снова спать с женой? Месяц? Полтора? С этого все и началось. С секса. В последний месяц беременности у Айелет был токсикоз. К ней было не подступиться. Через месяц после родов у нее все еще кровоточило. А я… У меня от гормонов просто крышу сносило. В жизни со мной такого не бывало: посреди деловой встречи я мог уставиться на клиентку и вообразить, как волоку ее в туалет и срываю с нее одежду. Что самое странное – бабы этот голод как-то чуют. В тот период телки ко мне так и клеилась. Прямо-таки проходу не давали. Притом что я отнюдь не Брэд Питт. От тренерши по велоаэробике я получил такую эсэмэску, что закачаешься. При случае могу показать. Но я не поддался. Как говорится, стиснул зубы. Айелет это оценила. Нет, она не заявляла: «Я это ценю», она такого сроду не скажет. Но она все время повторяла: «Мне тебя не хватает, как и тебе – меня». В один прекрасный вечер она предложила: «Давай подкинем ее ненадолго Герману и Рут». И медленно провела пальцем по моему плечу. А это у нас знак.

Это была ее идея. На все сто процентов. В первый раз это предложила Айелет.

Мы вместе постучались к ним и спросили, не возьмут ли они к себе Офри на пару минут. Думаю, они сразу поняли, в чем дело. Что у нас за срочность. Они из тех пожилых пар, по которым видно, что в них еще есть искра. Герман, он такой высокий, статный. Вылитый канцлер Германии. А у Рут длинные седые волосы, всегда собранные в хвост, отчего она производит впечатление не старухи, а женщины. Она спросила у Айелет, когда Офри в последний раз кормили, и Айелет сказала, что девочка не голодная и что в любом случае это всего на пару минут. Рут уточнила, сосет ли она соску, и попросила оставить ей памперс – на всякий пожарный.

Герман тут же начал развлекать Офри, издавая всякие смешные звуки, и концом своего галстука щекотать ей животик. Офри ему заулыбалась. В этом возрасте, ты же знаешь, улыбки у детей инстинктивные, не настоящие. Но я все же сказал Айелет: «Смотри, как она ему улыбается». И Рут сказала, что дети Германа обожают.

Пойми, Офри к кому угодно не пойдет. Даже у бабушки на руках она, еще грудной, плакала. Но когда мы передали ее Рут, она к ней прильнула, положила головку ей на грудь и стала пальчиками играть с ее длинными волосами. Рут сказала ей: «Ах ты моя милая» – и погладила ее по щечке, а Айелет наклонилась к дочке и сказала: «Мы совсем скоро вернемся, ладно, солнышко?» Офри своими умными глазками посмотрела не на нее, а на меня. Вроде бы она собралась заплакать. Но нет. Только теснее прижалась к груди Рут, а та сказала: «Прошу вас, не волнуйтесь, мы вырастили троих детей и пятерых внуков», и Айелет повторила: «Это всего на пару минут» – и в последний раз погладила Офри по щечке.

Как только захлопнулась дверь нашей квартиры, я ухватил ее за задницу, но она замерла и сказала: «Погоди, ты ничего не слышишь? Не плачет она?» Мы замерли, но кроме обычного скрежета передвигаемой по полу мебели в квартире над нами, у вдовы, ничего не услышали. На всякий случай подождали еще пару секунд, и Айелет взяла меня за руку. «Только, пожалуйста, без прелюдии, ладно?» – сказала она и потащила меня в спальню.

Внуки Германа и Рут разбросаны по всему свету. Двое в Вене. Двое в Пало-Альто. А старшая живет с матерью в Париже, каждое лето приезжает в гости и сводит местных мальчишек с ума своими мини-юбками, загорелой кожей и зелеными глазами. Они подстерегают ее возле дома, как мартовские коты, а она специально их заводит, во время трепотни как бы невзначай касается их руками, но до себя дотрагиваться не разрешает. Настоящая французская кокетка. И уже на каблуках. Душится взрослыми духами. Прошлым летом Рут послала ее к