Береги косу, Варварушка - Варвара Ильинична Заборцева
Дедушка мой тоже пришел на Кулойские угоры, как прадед. И тоже был Николай. Он пристроил к дому светлую веранду. Всегда сам красил окна, как только белизна сойдет или потрескается. Дом не похож на исконные кулогорские – в один этаж, зато высоко над землей поднят. До окон можно дотянуться только с последней ступеньки приставной лестницы. Потому дедушка всегда сам с кисточкой ползал. Бабушку не пускал на лестницу, мало ли. А она не могла найти другого дела, когда дедушка красил окна. Чаще всего придерживала ведро с краской. Просто была на подхвате, мало ли.
Бабушка с дедушкой много сундуков накопили. Еще нам с Файкой приданого хватит, чего говорить о маме и тете Анфисе. Самые нарядные сестры были на Кулойских угорах, может, и на всем Беловодье. В то время по реке стали много торговать, чего только не возили. Бабушке довелось этим делом заведовать на Кулойских.
Маме с папой долго не пожилось. Папу манило море, к нему и уехали после свадьбы. Мама быстро вернулась. Папа остался у моря. Потом тоже вернулся, но уже сам по себе.
Кажется, скоро и меня замуж позовут. Долго мы с Никанором вокруг да около, пора, наверное. Вот и начала наводить странную невестину ревизию. Может, просто хотелось ждать что-то другое, помимо ледохода. А может, и правда предчувствие. Стала думать, с каким же приданым возьмет. Парень вроде хороший, из добротного дома, а я… У меня-то что за душой? А за душой ничего, кроме нашего старого дома на Кулойском. Еще мамино жилье на Широких угорах, папина половина дома, тоже на Широких, но это не считается, это их, не мое это. Погостить я всегда рада, и мне рады, но разве с этим пойдешь замуж?.. А что еще за приданое сгодится… не знаю.
Может, река наша. Она такая одна. Я не видела других, но точно знаю. Никанор толком и не помнит нашу реку настоящей, но я помню ее, расскажу. Сколько себя помню, помню и нашу реку.
У самого-самого берега
Кулойские угоры – и не земля вовсе, а белые камни, что травой поросли и даже порой деревьями. Одна птица летела, горстку земли принесла. Другая птица летела, семечко обронила. Год за годом, сами того не ведая, обживали птицы Кулойские угоры. Одной ранней весной появилось первое гнездо. Где одно, там и соседнее.
Говорят, первые гнезда были на той самой лиственнице. Одна осталась от первых семечек. Другие лиственницы ушли на дома. Эта слишком кривая, никто и не взял.
Домов настроили, а река возьми да останься подо льдом. Трудная жизнь без воды, вот и стоят пустые дома. Много ядреной лиственницы пропадает, а она, кривая, стоит.
У самого-самого берега.
Верилось мне, только она сейчас до воды дотягивается, корнями под лед уходит. Но воду корнями на всех не достать. Даже самой сильной лиственнице на свете, а что говорить о нашей.
Много подземных озер под нашими угорами, но у подземной воды свой характер, кто его разберет. Провалится подземное озеро, расшатает каменные своды, и неясно, чем дело закончится. Выберешь место для дома, но разве проверишь, есть ли под ним подземное озеро. Веками строили наугад, что еще остается. Надеяться, не провалится дом. На долгую жизнь строить.
Порой на угорах можно увидеть большие провалы, их называют мургами. Будто стоял дом, а его с корнями выдернули. Вот и говорят разное. Будто здесь Кузеихина мурга – большой дом Прасковьи Кузеихи стоял, но не сберегли его, а эта – мурга Подъязкина, Гриша Подъязок жил и под землю с домом ушел, ничего от него не осталось.
Так подумать… ненадежный край Беловодье, ничему верить нельзя. Ни реке, ни камню под ногами. Лед на реке до того толстый, ничем не пробьешь, а земли… копнешь немного – и камень. Белый камень просвечивает.
Никто и не строится теперь на Кулойских, в старых домах доживают. А мне приснился новый дом и с ума не сходит. Стоит на излучине, будто всегда стоял, только нет на Кулойских такого. Подумала, может, мой это дом показался. Правда, одной мне его не построить, только совсем небольшой…
А может, и маленький дом сгодится. Он сам собой разрастется.
Вспомнила, как на праздниках вырастал проход между столом и сервантом в нашем доме. В детстве в него влезали и мама, и тетя, и дядя, и дедушка с баяном, и я у бабушки на руках, даже тетя Клаша и дядя Игнат, много разных гостей. Мы с бабушкой здорово начинали частушки. Дедушка нам помогал.
Земля без дома или дом без земли
Помню, просили продать наш дом на Кулойских.
Мы с бабушкой убирали морковку. Я на грядке дергаю, бабушка на крыльце моет. Солнце и небо чистое, повезло нам. Хорошо морковку в сухой день убирать. Мы с бабушкой третий пот со лба вытираем, Файка маленькая рядом бегает.
– Марфушка, дай ты ей хоть одну морковинку! Не жалей сестре, ешьте, пока свежая.
Файке помыла и сама за компанию хрупаю. Сидим у крыльца на большой прогретой клеенке. На одном краю морковка сохнет, на другом Файка выбрала местечко, а я рядом. Бабушка ненадолго оставила грядки, вынесла свой стульчик, который стоит на веранде на случай передыха, спина у бабушки устает. И села рядом со мной.
Хорошо сидели.
Пока не пришел мужчина. Говорит:
– Здравствуйте, бабушка. Что-то дедушки вашего не видно. Как ни пройду, вы все парой, а тут…
Сейчас понимаю, он от чистого сердца, но тогда задел он меня своей недогадливостью. Вот и влезла вперед бабушки, чтобы ей лишний раз не подбирать уже освоенные, но все же малоприятные слова:
– Скоро полгода, как нашего де…
– Как же я не подумал… Простите меня! Я пойду.
Бабушка вдогонку все же нашлась:
– Молодой человек, а вы по делу, может, какому? Простите меня, я маленько растерялась…
– Да я… Ваш дом, хотел спросить, не продаете ли. Много разных домов, но ваш до того крепкой рукой поставлен.
И оставил бумажку.
В эту долгую зиму бабушка стала часто ее вспоминать. Один раз, когда в передней избе разгулялся пол. Скрипел и скрипел, хоть в избу не заходи. Перебирать надо, а где руки найти? Дядя был на рыбалке.
– Юра вернется, что-то придумаем…
