Наследие - Мигель Бонфуа
Через месяц Ниобея могла охотиться. Завидев вдали бегущую жертву, она напрягала мышцы, как ягуар перед прыжком, вытягивала шею, сосредоточив взгляд на равнине, и, оставляя на перчатке дырки от когтей, взлетала. Она приучилась летать далеко, к сухим равнинам, поросшим лавром и цветущими кустарниками, где путешественники часто ставили свои палатки.
Однажды, когда ветер доносил издалека запах падали, руководимая инстинктом птица выследила запах туши. С высоты она наконец заметила в траве шкуру лисицы и, в красивом падении устремившись к земле и выставив вперед когти, молниеносно набросилась на добычу сзади, но жертвой оказалась куртка из козьего меха.
Напуганная огромной фигурой, намного превышающей ее размеры, птица отпрянула. Застигнутый врасплох Лазар Лонсонье испустил крик. От удивления оба бросились в стороны друг от друга. Тереза сразу же подбежала к ним.
— Извините ее! — воскликнула девушка. — Она приняла вас за лисицу!
Они встретились через несколько дней, и в течение последующих тридцати лет супружества каждый раз, принимая ванну с Терезой, Лазар благословлял день, когда Аукан набросил ему на плечи козью шкуру. После брачной ночи Тереза понесла. Ее лицо приобрело цвет ромашкового стебля. Она не ела ничего, кроме алых абрикосов и супа из choclo[21], и регулярно натирала живот кашицей алоэ, чтобы избежать растяжек. Она обладала таким здоровьем, такой энергией, что прекрасно переносила беременность: на десятой неделе у нее не было даже намека на тошноту. Чтобы предотвратить образование трещин на сосках, она смазывала их соком сахарного тростника. Чтобы улучшить качество молока, соблюдала диету и повторяла магические заклинания, защищавшие от сглаза. Если раньше Тереза ухаживала за супругом — стригла ему бороду, наполняла ванну теплой водой, когда из-за больных легких ему было трудно дышать, — то теперь он, в свою очередь, готовил ей ванну, присыпал тальком шею и серебряными ножницами стриг ногти на ногах.
Дельфина и старый Лонсонье понимали, что молодоженам не нужно мешать. Они без лишней суеты, с таинственной скрытностью покинули дом на Санто-Доминго и поселились в Санта-Каролине. Лазар даже не замечал, что его мать уже давно ушла в параллельную вселенную, смерть двоих сыновей надорвала ей сердце, невыносимая тоска раздавила Дельфину, и, только поняв, увы, с опозданием, что больше не увидит маму, он признал ее отъезд важной вехой в своей жизни.
Однажды в июне, чувствуя, как изнутри подступает буря, Дельфина незадолго до сумерек вышла из дома в Санта-Каролине, чтобы совершить свою обычную прогулку. Она надела капор, унизала пальцы кольцами из расплавленных медалей и направилась к озеру, где безлиственные ивы клонили ветви к воде. Соседи видели, как, оставив все окна открытыми и даже не озаботившись закрыть дверь, она пошла к лагуне. Вместо того чтобы остановиться на берегу, женщина продолжила путь, не замедляя шага и погружаясь в воду, пока не исчезла полностью, как если бы хотела попасть в самую середину топкого водоема. Говорили, что она шла, пока позволяло дыхание, убаюканная этим подводным лугом, окруженная впечатляющим танцем кувшинок и водяной капусты, и что в легкие ей заплыли две золотые рыбки. Через несколько минут половина воды в озере впиталась в тело Дельфины, превратив ее в подобие ламантина, и потому труп так и не всплыл на поверхность и понадобилось три ныряльщика, чтобы вытащить ее из вязкой воды, которая уже начала поглощать жертву.
Могилу глубиной шестьдесят шесть сантиметров вырыли на краю леса на вершине небольшой скалистой возвышенности, усадили бегониями и усыпали листвой вишни. На оливковый гроб длиной метр восемьдесят сантиметров прикрепили металлическую табличку с именем покойной. Но помещенное в темноту земли тело так разбухло от воды, что из пор сочилась мутная жижа, пропитанная ароматом сырой травы, с фрагментами морских растений и рыбной чешуей. Через два дня место погребения оказалось затоплено. Из земли хлынуло так много жидкой грязи, что в конце недели скалы не было видно и пришлось выкачать сорок литров воды с помощью трубы, которая забилась, втянув в себя бронзовое кольцо.
Старый Лонсонье соблюдал строгий траур и больше никогда не женился. Он чинно нес свое скромное вдовство, вдалеке от общественных условностей и церемоний, и, чтобы излечить душу, во вторую среду июля отправил все вещи жены в дом на Санто-Доминго. Так новость о смерти Дельфины добралась до столицы вместе с сундуками и чемоданами, которые свалили у двери. Со времен кулинарных экспериментов никто не видел столько багажа. В течение девяти месяцев комнаты были заполнены узлами, ящиками с ручками в виде драконов и старинными баулами, фаянсовыми несессерами и щетками из верблюжьей шерсти, шелковыми кружевами и вуалями сливового цвета. Все вперемешку было сложено в изящные коробки, которые почти никогда не открывались и которые не смогли испортить ни время, ни насекомые. Беременная Тереза наблюдала за тем, как разбирают вещи, и давала указания, сидя в ротанговом кресле, скрестив руки на окрутившемся животе, украшенном поясом с искусственным жемчугом. Одну из этих коробок с религиозным благоговением поставили на самый верх. Лазар и много лет спустя будет помнить, что первая птица прибыла в дом этой осенью в сосновом ящике, откуда исходил сильный запах дикого чеснока.
Двое мужчин внесли тяжелую желтую клетку, защищенную ветвями камфорного лавра и искусственными перьями, с двумя насестами, один из которых раскачивался. Когда ее осторожно открыли, внутри обнаружилось величественное создание из северных лесов, пойманное, вероятно, во Фландрии, у подножия Черной горы около Байёля, между заснеженными елями и проклятыми дозорными башнями.
— Совы приносят удачу, — сказала Тереза.
У птицы было сиреневое, как плащ волхва, оперенье на спине, рыжая грудка, золотистые глаза и короткий заостренный клюв. Угрюмый вид напоминал о голландских художниках. Тереза тотчас же принялась осыпать сову неустанными ласками, и вскоре Лазар стал молча наблюдать ревнивым взглядом за этим существом, которое отвлекло на себя внимание, еще вчера расточаемое исключительно ему. Сначала Тереза кормила питомца в его клетке, опасаясь испугать переселением на новое место. Как рекомендовалось в одной книге, она купила пластинки с бельгийскими песнями и включала для птицы музыку, чтобы та не тосковала в чужой обстановке. Она радостно ворковала со своим любимцем, добавляла угощение в корм и запрещала оставлять его одного. Слухи, ходившие в квартале, связывали появление совы с бегством от войны. Говорили, что, поскольку все леса
