Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева

– Квартиру? – тупо переспросил Влад. – Почему квартиру?

– Она завещала тебе. И вот нотариус пришел, представляешь? Он с ней дружил много лет, то ли учились вместе, то ли просто. Говорит, что там какие-то родственницы претендуют, только ведь там родство – тьфу, дочь покойного мужа от первого брака, это же не считается? Юрий Федорович так и сказал, он знает, только тебе все равно надо сделать… У меня тут записано.

Она еще что-то говорила про новые замки и что нужно починить свет в подъезде («Ты же работаешь с этими, попроси помочь, это нетрудно»). Влад не слушал. То, что мать ровно так же, как та дочь покойного мужа, хочет квартиру на набережной, он понимал. Он не понимал, зачем умерла Валентина Игоревна, не понимал, что ему самому делать с внезапным наследством. Надо было, наверное, выпить, а еще лучше – поговорить с Валентиной Игоревной, ну, не с матерью же разговаривать.

– Этот… Юрий Федорович… Как с ним связаться?

– Так вот, он и визитку свою, и ключи принес, только там разбирательство будет…

– Ключи давай, – перебил Влад. – И визитку тоже: телефон спишу.

Глава 4

Ничейная территория

От театра до остановки близко. Но на телефоне полдвенадцатого. Похолодало. Редкие прохожие торопятся скорее покинуть улицу. Авто проносятся уже по-ночному, игнорируя и городские шестьдесят, и светофоры. «Бегом! – командует вынырнувший сбоку из темноты мужик в темном плаще. – Последний…» Приходится бежать. Я на каблуках, отстаю, и меня втягивают в салон. Некоторое время молчим, переводя дух.

– Я обратил внимание, что ты не одна, – говорит мужик (а это, разумеется, Док) Ларисе.

– Катя, – представляюсь я.

– Верю, – кивает мужик. – Я Скворцов.

– Мне показалось прикольным всем вместе. Ты против? – Лариса наслаждается ситуацией.

– Нет.

– Проезд оплачиваем! – надвигается на нас тучная кондукторша.

Взгляд настороженно-брезгливый. Волосы стянуты в хвост, и хвост этот мотает на ухабах из стороны в сторону. Не надо быть телепатом, чтобы понять: она думает, куда через всю ночь едут вместе неприличная девочка, приличная девочка и старый хрен с внешностью серийного педофила. Город уже кончился, впереди заводская окраина и мусорный химический лес.

– Ну… – Кондукторша ждет.

Скворцов протягивает купюру и объясняет, что за всех.

Лариса демонстративно не обращает внимания. Стоит, смотрит на темноту, потом резко оборачивается и плюхается на сиденье. Скворцов садится рядом.

Я бы с удовольствием осталась стоять, но автобус пуст, и это глупо. Сажусь на краешек через проход. Чувствую себя лишней. Как только Лариса увидела Скворцова, все прочие престали для нее существовать. Не в смысле – растворилась в нем, а сделала свой театр театром одного зрителя. Что за ночь я проведу с ней и непонятным человеком где-то, непонятно где?

Или убежать? Доехать до ближайшей остановки и вызвать такси?

Снаружи закончился лес и открылась далекая панорама. Рыжие и сиреневые фонари за рекой дрожали, отражаясь в воде. Становилось понятно, что река тоже не останавливается ни на миг.

– Ну, как «Кармен»? Всех перебили? – спросил Скворцов.

– Круто. Люблю такое. А ты?

– Я – нет, уволь. Мне бы по старинке…

Я наблюдала и видела, что он притворяется. Конечно притворяется. Прикидывается лопатой. Насмехается.

– Мы съели трубочки с кремом в буфете, – похвасталась Лариса.

– А почему не безе? Музыку он неплохо лабал. Наверное, и как пирожное неплох.

Лариса фыркнула, посмотрела на меня хвастливо и фальшиво пожаловалась:

– Видишь, какой он? И так все время!

Я пожала плечами. Лариса тут же насторожилась:

– Ты чего? Круто же! Мы же в сквот едем!

– Путаешь, – скучным голосом заговорил Скворцов, – у нас сквотов нет. По крайней мере, я не знаю. Флэты были. Вписки[18]. Про сквоты потом появилось.

– А в чем разница? – Лариса скинула рюкзак, вытащила блокнот и ручку. – Как ты говоришь?

– Сквот – это ничейная территория. Из Штатов пошло. Там такого много. Пустых домов. Ничейных. Иногда и вода, и свет даже есть. Наши собезьянничали, как и прочее. Хотя зачем? У нас и своих эксклюзивных котельных, булочных, хрен-перец – навалом.

– А флэт? – спросила Лариса.

– Просто квартира. Кому-то принадлежит. Из тусовки или около. Там и живут, и тусуются. Часто сам хозяин не в курсе, кто эти люди, с чем их едят.

Лариса кивнула своим мыслям. Это была очередная новая Лариса. Записывающая и очень заинтересованная.

– А мы сейчас куда пойдем? – спросила я.

– Как сказать. – Скворцов задумался. – Хата. Просто хата, там можно спать.

«Хата… – подумала я. – Куда меня несет? И все же Лариса позвала. Значит, я ей почему-то нужна».

Некоторое время ехали молча. Окна были черными, непрозрачными.

– А мы проституток встретили, – заявила Лариса громко, чтобы кондукторша тоже услышала эту ценную информацию. – Я их сигареткой угостила, а они с собой звали, уговаривали. Вот думаю.

Я улыбнулась, вспомнив удивленные лица ударниц древнейшей профессии.

– Проституток? – переспросил Скворцов.

– Ага. Я к ним сама подошла – и сигареткой! Попробовать, что ли…

– Конечная! – объявила кондукторша с интонацией: выметайтесь!

Мы выгрузились у обшарпанного бетонного козырька, и автобус, газанув, уехал дальше в темноту. Позади светился город.

Я еще раз прикинула про такси, но поняла, что не знаю ни одного ориентира, чтобы его вызвать. Всего лишь ночь моей жизни. А она, Лариса, будет счастлива. Или… никто не узнает, где могилка моя…

– Есть хочется. – Лариса достала из рюкзака яблоко. – Только у меня резать нечем.

– У меня есть. – Скворцов взял яблоко, быстрым движением пальцев разломил пополам и протянул нам половинки. Картинка вызвала у меня несколько библейские ассоциации. Оставалось понять, в чем искушение.

– А вам? – спросила я.

– Я не люблю яблоки. – Он спрятал руки в карманах. – Пойдем, дорога еще длинная.

Идти было тяжко. У меня промокли ноги: тут, похоже, недавно был дождь. В темноте я не видела и все время спотыкалась. Раз или два Скворцов направил меня в обход лужи.

– Все несет информацию, лужа например, – разглагольствовала Лариса. – Во дворе я открыла лужу, она была длинная и широкая. Там штуки плавали. Маленькие. Они жили под водой, у дна. И дышали хвостиком. Интернета тогда еще не было, я потом нашла, что это личинка иловой мухи. Я прибежала к бабушке. Хотела принести их домой, жить в тазу. Я бы за ними следила. Но она отговорила, сказала, в луже им лучше. – Лариса помолчала.

Я подумала, что она редко говорит о семье. Почти никогда. А сейчас вдруг заговорила. Загадка. Сколько ее знаю, рта не закрывает, но о себе или о боли – ни-ни. Я взглянула на Скворцова по-новому. Ох, непростой персонаж…

– Еще водомерок