Циньен - Александр Юрьевич Сегень

Официант принес Ронгу пиво, он стал пить, глядя на Лули, теперь уже ласковым взглядом, и она, снова радостная и счастливая, отвечала ему взорами, полными огня.

— Что будем делать с Самсоновым и Григорьевым? — спросил Трубецкой.

— Их надо примерно наказать, — ответил генерал. — В кои-то веки нам с Виктором Федоровичем пришлось сегодня выслушивать претензии от властей.

— Я весьма вовремя подоспел, иначе их бы схватила полиция, — заметил Арнольд.

Трубецкой рассмеялся:

— Выпороть мерзавцев на конюшне! Хотя они и молодцы. У меня самого руки чешутся отомстить за то, что китайцы сражаются вместе с красными.

— Надеюсь, вы не пойдете на рынок драться с первыми попавшимися...

— Увы, Александр Васильевич, положение обязывает.

Лули продолжала петь с большим чувством, смотрела вверх, протягивая руку к небесам, куда река взмыла в виде дождя, чтобы поскорее полететь к морю. Закончив песню, она поклонилась, принимая бурные аплодисменты, шепнула оркестру, какую следующую песню хочет петь, и запела радостное: «Вот наконец ты ко мне пришел, мой милый рыболов, принес мне рыбу и наконец-то сегодня увидишь, как сильно я тебя люблю, и именно я — твой главный и лучший улов».

— А как движутся ваши свадебные хлопоты? Скоро помолвка? — с иронией спросил Гроссе-младший.

— Ничего, рано или поздно Лиза поймет, какую блистательную партию ей предлагают, — вздохнул Донской.

— Порой крепости приходится брать после длительной осады, — усмехнулся Борис. Он посмотрел с нежностью на Лули, снова мечтая попробовать добиться свидания и горюя, что не может сейчас домогаться ее в присутствии генерала и консула. Арнольд бы отнесся спокойно, а эти двое — увы...

Продолжая счастливое пение, Лули в очередной раз бросила влюбленный взгляд на Ронга и вдруг с ужасом увидела, как он допил свое пиво, расплачивается с официантом и уходит. Ей захотелось броситься следом за ним, и лишь гордость не пускала ее превратиться в реку, выскочившую из своих берегов в небеса.

* * *

После двух дней дебатов по разным организационным и идеологическим вопросам настало 27 июля, день подведения первых программных итогов съезда. И вот, стоя перед собравшимися, Мао Цзэдун в красивом китайском халате зачитывал текст программы:

— Первое: вместе с революционной армией пролетариата свергнуть капиталистические классы, возродить нацию на базе рабочего класса и ликвидировать классовые различия.

В то же время в российском консульстве Елизавета Донская в своей комнате одевалась перед зеркалом, а Ландышева и служанка Джиао ей помогали. Ли наряжалась к балу-маскараду в китайский национальный костюм, надевала юбку-плахту. В костюме преобладали ярко-красные цвета.

— Второе: установить диктатуру пролетариата, чтобы довести до конца классовую борьбу, вплоть до уничтожения классов, — продолжал Мао зачитывать текст программы.

Ли пристегнула плетеными пуговицами пояс и сказала:

— Какой приятный, ласковый шелест у этих тканей.

— Третье: ликвидировать капиталистическую частную собственность, конфисковать все средства производства, как то: машины, землю, постройки, сырье и так далее, и передать их в общественную собственность.

Ли прикрепила спереди богато украшенный фартук и сетку цветных шнуров с вплетенными нефритовыми кольцами.

— Ах, какая красота! — восхитилась Вера Михайловна.

— Это очень красивый свадебный наряд невесты, — произнесла Джиао по-китайски.

— Что она сказала? — спросила Ли.

— Джиао, ты бы по-русски научилась говорить! — проворчала воспитательница, на что воспитанница возразила:

— Зачем ей? Она у себя дома. Это мы у них в гостях. Нам надо учить китайский.

— Четвертое: объединиться с Третьим, то есть Коммунистическим, Интернационалом, — закончил Мао оглашать текст программы.

— Прошу проголосовать. Кто за такую программу? — обратился к съезду председатель Чжан.

Ли продолжала наряжаться. Надела головной убор, состоящий из золотых лепестков и украшенный цветами из алого граната. На лицо с этого головного убора, подобно струям дождя, ниспадали нити нефритовых шариков.

— Ах, какое чудо! — восхитилась Вера Михайловна. — Будто струи дождя стекают тебе на лицо. До чего же ты хороша в этом костюме, Лизочка!

Ли в задумчивости посмотрела на себя в зеркало:

— Струи дождя... Струи любви... Я словно услышала чей-то голос, который произнес эти два слова: «струи любви». Только почему-то по-французски — les jets d’amour.

— Да пора уж тебе влюбиться-то! — засмеялась воспитательница. — И желательно в Бориса Николаевича.

— О нет! Только не Трубецкой, — мгновенно вспыхнула воспитанница. — Ты-то уж хотя бы не зли меня!

— Зря, — возразила воспитательница. — Отличная партия! Все голосуют за него, единогласно.

Все присутствующие делегаты дружно подняли руки.

— Единогласно! — воскликнул председатель Чжан Готао.

— Теперь следует выработать и утвердить тактическую линию партии, — предложил Ли Дачжао.

Мао вдруг решил дерзнуть, сбить с лидера его спесь:

— Товарищ Ли Дачжао, у нас ведь есть председатель — Чжан Готао.

И тот смутился, забормотал:

— Да, да... Прошу прощения!

Ли закончила наряжаться, вертелась перед зеркалом, рассматривая себя в великолепном наряде.

— Чем вам не китаянка? — засмеялась она.

— И притом прехорошенькая! — похвалила Ландышева.

Ли внимательно пригляделась в зеркало и вдруг увидела, как сзади в китайском национальном костюме к ней подходит какой-то китайский юноша. И это не простой юноша, это... Видение длилось всего одну секунду. Ли вздрогнула в испуге, захлопала своими длинными ресницами.

— Господи, что это?

— Что именно? — спросила Вера Михайловна.

— Нет, ничего.

— Где-нибудь жмет?

— Да нет же! Говорю: все хорошо.

А в доме Ли Ханьцзюня продолжался съезд, и Ли Дачжао язвительно бросил в сторону Мао:

— Не пора ли тебе, дорогой мой, и косу отращивать? Очень не хватает к этому халату.

* * *

В лучах заката из дома Ли Ханьцзюня вышли сам Ли Ханьцзюнь, Мяо Ронг, Лю Жэньцзин и Мин Ли. Все они были одеты в праздничные китайские национальные костюмы — халаты, расписанные драконами, с просторными колоколообразными рукавами, украшенными манжетами, по талии — широкие пояса иного цвета, нежели сами халаты.

Возле дома стоял роскошный просторный трипль-фаэтон «Делонэ Бельвиль» с открытым верхом, за рулем сидел Го Леан в обычных одеждах. Ли Ханьцзюнь, Ронг, Лю и Мин расселись в салоне автомобиля, и его богатый владелец приказал водителю:

— Поехали!

И машина покатила по вечерним улицам Шанхая.

— Ли Ханьцзюнь, и много у тебя таких роскошных нарядов? — спросил Лю Жэньцзин.

— Хватило бы