Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

— Узнаем послезавтра. Премьера состоится в Лос-Анджелесе. — Неожиданно ему в голову пришла мысль. — Я полечу туда и посмотрю сам. Так будет надежнее.

— Неплохая идея, — согласился адвокат, глядя на часы. — Тебе придется лететь всю ночь.

— Ну и что? — быстро спросил Петер. — Зато я буду готов к драке с этими подлецами на следующем совете директоров.

— Когда он состоится?

— На следующей неделе в среду. — Он еще успеет позвонить Эстер и сказать, что вылетает домой. Хотя тон мало что выиграет — в Калифорнии он будет вечером.

— Естественно, я приду на премьеру, Марк, — весело ответила по телефону Далси Уоррен и рассмеялась. — Я не променяю ее ни за что на свете!

— Я заеду в половине седьмого, — улыбнулся Марк Кесслер.

— Поужинаем у меня и поедем в кинотеатр.

— Отлично. — Кесслер положил трубку и, насвистывая, повернулся на стуле. Может, теперь, после премьеры, она прислушается к голосу разума.

13

Петер вернулся домой к ужину. Он замер на пороге столовой с лицом, покрасневшим от подъема по лестнице. Самолет приземлился в лос-анджелесском аэропорту менее часа назад.

Эстер вскочила из-за стола, радостно вскрикнула и через секунду уже обнимала мужа.

— Петер, ты дома! Я не могу в это поверить!

Глаза Петера подозрительно заблестели. Эстер положила голову на грудь мужа, и ее волосы, по-прежнему густые и блестящие, несмотря на седину, нежно щекотали его лицо.

— Ну мама, — хрипло ответил Петер. — Ты же видишь, я дома.

Дорис поцеловала отца в щеку.

— Привет, папа, — прошептала она ему на ухо. — У меня было предчувствие, что ты вернешься на праздники домой.

Продолжая обнимать жену, Кесслер подошел к столу. Как все-таки здорово дома! Иногда он спрашивал себя, стоит ли бизнес таких больших жертв? Твое время не принадлежит тебе. А сейчас к тому же пришлось просидеть полгода в Нью-Йорке. Петер огляделся по сторонам.

— Где Марк? — удивился он.

— Он ужинает не дома.

— Не дома? — повторил Петер, удивленно глядя на дочь.

— Марк сказал, что у него важное дело, — пояснила Эстер.

Теперь Кесслер вопросительно посмотрел на жену. Вся семья перед премьерой всегда ужинала вместе, а затем все отправлялись в кинотеатр.

— А вы разве не едете на премьеру? — спросил он.

— Какую премьеру? — удивилась Эстер.

— Премьеру «Объединенные, мы выстоим».

— Мы ничего не знаем, — сказала Дорис. — Когда они состоится?

— Сегодня в полдевятого в «Тиволи».

— В первый раз слышу, — удивленно проговорила Дорис.

— Порой я его совсем не понимаю, — раздраженно сказал Петер, глядя на жену. — Почему Марк вам ничего не рассказал? Он же знает, что мы всегда все вместе ходим на премьеры.

— Может, закружился и забыл? — предположила Эстер.

— Он не должен был забыть! — нетерпеливо возразил Кесслер.

— Ну чего ты так расшумелся? — Она взяла мужа за руку и улыбнулась. — Ты дома, и мы идем вместе, как всегда. Папа, мальчик очень много работал. Иногда он имеет право забывать. — Она нежно повела его к столу. — Посиди спокойно, поешь. Ты устал после перелета.

Марк уже находился на взводе. Лицо покраснело, на верхней губе блестели бисеринки пота, он возбужденно размахивал руками.

— После картины едем отмечать. Мы всем утрем нос. Все увидят, кто я такой.

Далси, улыбаясь, смотрела на него. Голливуд уже знал, кто он. Люди здесь обладали даром угадывать удачливых людей. Успех являлся тем магнитом, который притягивал их. Об успехах того или иного человека всегда можно судить по количеству и рангу его друзей. Если он добивался настоящего успеха, с ним дружили самые влиятельные люди Голливуда. Если же успех был фальшивым, вокруг вились подхалимы и нахлебники, живущие за его счет. Все друзья Марка относились ко второй категории. Далси не знала ни одного человека, который бы на самом деле уважал его. Они хвалили его в лицо, а за спиной посмеивались и тратили его деньги.

Ей не очень хотелось смотреть фильм, потому что она знала, какая это ерунда. По городу уже ползли слухи. Но Далси хотела увидеть, насколько он плох. Мисс Уоррен не могла пропустить этот момент триумфа. Затем она избавится от Кесслера раз и навсегда.

— Уже поздно, Марк, — заметила Далси Уоррен, посмотрев на часы. — Пора ехать.

— Еще уйма времени.

— Поехали, — прошептала Далси, улыбаясь. — Ты же не хочешь опоздать на премьеру собственной картины?

— Правильно, — серьезно кивнул он. — Меня не поймут, если я опоздаю.

Голливудские премьеры проводились с секретностью военных операций. Основная идея таких тайных премьер заключалась в том, чтобы без всякой рекламы показать картину в маленьком кинотеатре и проверить реакцию профессиональных зрителей. Им часто раздавали открытки, на обратной стороне которых они должны были написать свое мнение о просмотренном фильме. Эти карточки потом отправлялись на студию. Они давали возможность узнать, хорош фильм или нет.

Со временем однако элемент неожиданности начал исчезать. Какими-то невероятными путями накануне премьеры по городу ползли слухи, что такой-то и такой-то фильм будет показан вечером в таком-то кинотеатре, и задолго до начала перед кинотеатром собиралась толпа зрителей. Их манили две причины. Во-первых, при случае можно было сказать соседу: «А, та картина… Да, мы видели ее на премьере, еще до выхода на большой экран. Так себе, ничего особенного». Вторая причина заключалась в том, что на премьеру часто приходили снимавшиеся актеры, а публике нравилось видеть их и находиться рядом со знаменитостями.

Когда Кесслеры приехали в «Тиволи», в фойе уже толпился народ. Стоящий на дверях служащий «Магнума» из отдела связей с прессой узнал Кесслера.

— Здравствуйте, мистер Кесслер, — почтительно поздоровался он. — Фильм вот-вот начнется. Пойдемте, я покажу вам места.

Они вошли в темный зал. В креслах виднелись неясные очертания зрителей. В центре находились несколько рядов, огороженных для представителей студии, и Кесслеры тихо сели на последний ряд.

Петер огляделся по сторонам. Его глаза быстро привыкли к темноте, и он узнал несколько человек. Над этой частью зала повисла напряженная тишина. Здесь сидели люди, которых картина могла вознести высоко наверх или сбросить вниз. Петер почувствовал на лбу капли пота, но не от жары, а от волнения — он всегда потел на премьерах.

Он взял за руку Эстер влажной рукой. Она улыбнулась в темноте и прошептала:

— Нервничаешь?

— Больше чем за свои собственные фильмы, — кивнул Кесслер.

Эстер понимающе кивнула головой. Она знала, какое значение имеет для «Магнума» картина, которую, к тому же, снял их сын. Они даже больше волновались за него, чем за себя.

Петер поискал взглядом Марка. Он услышал его голос прямо перед собой.