Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

Вик провел гостя до двери. Может, хоть сейчас Ал поверит, что Джонни Эдж не такой уж и умный.

Джонни смотрел в темноту не в силах уснуть. Разговор с Гидо встревожил его сильнее, чем он думал. Эдж сел и включил свет.

Через несколько минут раздался звонок. Наконец его соединили с Калифорнией.

— Джонни! — радостно воскликнула Дорис. — Я так рада, что ты позвонил.

Он улыбнулся.

— Мне необходимо поплакать на чьем-нибудь плече, милая, и я подумал, что твое плечо отлично подойдет для этой цели, — невесело сказал Эдж.

— Что случилось, дорогой? — встревожилась она.

Он рассказал ей о разговоре с Гидо.

— Это значит, что он собирается продать твои акции?

— Вот именно, милая.

— Но это же подло! Если он немного подождет, он получит назад свои грязные деньги!

— Думаю, Вик знает это не хуже нас, — горько проговорил Эдж. — Он хочет причинить мне как можно больше вреда.

— Скотина! — воскликнула Дорис Кесслер. — Я позвоню и скажу ему, что о нем думаю.

Джонни чуть не рассмеялся, услышав в ее голосе такую ярость. Настроение поднялось. Дорис неожиданно оказалась рядом. Ничего ведь еще не произошло.

— Лучше не стоит, милая, — возразил он. — Это не поможет. Придется ждать и надеяться на лучшее.

— Джонни, мне жаль. — В голосе Дорис послышались слезы.

— Не беспокойся, любимая. — Теперь пришла его очередь успокаивать ее. — Это не твоя ошибка.

— Но, Джонни, — почти заплакала Дорис, — все разваливается на глазах. Папа на тебя страшно обиделся, Витторио не вернет акции, «Магнум» тоже в опасности.

— Не плачь, милая. Все наладится.

— Ты правда так думаешь, Джонни? — Она на секунду замолчала.

— Конечно, — солгал он.

— Тогда, как только папа перестанет злиться на тебя, мы поженимся!

— Если хочешь, можно сделать это и раньше, — улыбнулся Эдж.

Когда Джонни вернулся с обеда, на столе лежала телеграмма. Он прочитал ее и рухнул на стул. Сердце похолодело. Все, конец! Вик продал его акции. Эдж гневно сжал кулаки. Скотина! Джонни до последнего момента надеялся, что он не пойдет на это, но этот негодяй продал их, черт бы его побрал!

Джонни еще раз перечитал телеграмму:

«Дорогой Джонни. К сожалению, сегодня пришлось продать твои акции за миллион долларов, плюс проценты. Двести пятьдесят тысяч долларов будут перечислены на твой счет. Жду дальнейших распоряжений по их поводу. С приветом, Вик».

Эдж гневно скомкал телеграмму и бросил в корзину для мусора. Джонни с удовольствием бы велел ему взять эти чертовы бабки и засунуть их в одно место по доллару.

Марк вошел в комнату, когда Дорис складывала письмо. Он посмотрел на нее и улыбнулся.

— От дружка?

— Да, — рассеянно ответила Дорис Кесслер, глядя на брата, словно на незнакомого человека.

— Что он пишет? — полюбопытствовал Марк.

— Витторио Гидо продал его акции.

— Вот как? — удивился Марк.

Она кивнула и отвернулась.

— Какая жалость! — посочувствовал Кесслер-младший, чувствуя в душе радость.

Неожиданно Дорис яростно посмотрела на брата и прошептала:

— Это ты виноват!

— Я не просил его делать это, — запротестовал Марк.

Она дала Марку громкую пощечину, и его рука автоматически метнулась к щеке. Ему стало стыдно.

— Это тебе за Джонни! — яростно сказала Дорис. В ее глазах заблестели слезы. — Из-за тебя он потерял все, что имел. Ты… ты дрянь! — Она выбежала из комнаты, прижав к глазам платок.

12

Петер устало стоял у окна и смотрел на Плазу. Высокая рождественская елка сверкала тысячами огней, лед на катке в свете лампочек казался слоновой костью кремового цвета, на которой лениво катались несколько человек. Было почти шесть часов, и люди торопились домой.

Кесслеру пришлось вложить в компанию из своего кармана еще миллион долларов, когда Данвер отказался заплатить за прокат еще не снятых фильмов. У них сейчас оставалось очень мало денег.

Кесслер устало подошел к столу и посмотрел на лежащее на нем телетайпное сообщение. «Объединенные, мы выстоим» наконец была готова к прокату. Завтра в маленьком кинотеатре в Лос-Анджелесе состоится премьера.

Петер сел и закрыл глаза. Жаль, что он сейчас не дома. Кесслер уже шесть месяцев торчал в Нью-Йорке. Дела требовали его присутствия на Востоке. Как много необходимо сделать! Слава богу, хоть за студию можно не беспокоиться. Марк молодец! Когда не на кого положиться, остается надеяться только на собственную плоть и кровь.

Петер Кесслер выпрямился и посмотрел в окно. Если бы не такая противная зима, он бы забрал в Нью-Йорк Эстер. Тогда было бы легче. Но он не мог попросить ее сейчас приехать — ее бы замучил артрит.

Дверь открылась. На пороге стоял улыбающийся мужчина и с любопытством смотрел на Кесслера.

— Мистер Кесслер?

Петер кивнул. Он не знал этого человека. Как он прошел через приемную? Хотя нет, незнакомец вошел через его личный вход, которым, кроме него, обычно, никто не пользуется!

Он подошел к столу и достал из внутреннего кармана пальто какую-то бумагу. По лицу пробежала улыбка.

— С Рождеством! — поздравил незнакомец и торопливо вышел из кабинета.

Петер медленно наклонился вперед и взял бумагу. В чем дело? Парень вел себя как ненормальный. На обратной стороне большими черными буквами было написано: ПОВЕСТКА.

Смысл слова не сразу дошел до его усталого мозга. Кесслер тупо открыл повестку и начал читать. Неожиданно его лицо ожило, он покраснел, вскочил на ноги и бросился к двери. В коридоре уже никого не оказалось.

Кесслер зашел к Джонни, который что-то диктовал Джейн Андерсен. Они удивленно посмотрели на Петера, который давно уже не заглядывал к Эджу.

Покрасневший Петер Кесслер подбежал к столу Джонни и швырнул ему повестку.

— Полюбуйся, что сделали твои друзья! — словно задыхаясь, прохрипел он.

Город за окном сверкал огнями. Напротив Петера Кесслера сидел адвокат и медленно постукивал пальцами по документам. Он торжественно посмотрел на Петера.

— Насколько я понимаю, Петер, — не спеша сказал адвокат, — все дело упирается в фильм под названием «Объединенные, мы выстоим». Есть, правда, и другие обвинения — халатность, растраты, плохое управление, но их трудно доказать. Если картина окажется хорошей, у них вообще ничего не будет. Тогда суду придется выбирать между твоим словом и их. Если картина не удалась, придется драться на собрании акционеров. Ты можешь многое сделать, чтобы на неопределенный срок отодвинуть его в случае, если, конечно, на правлении у тебя будет большинство.

— У меня достаточно голосов, — кивнул Петер Кесслер. Вместе с Джонни они обладали пятьюдесятью пятью процентами акций «Магнума».

— Тогда остается только картина. Как она?

— Не знаю, — честно признался Кесслер. — Я ее еще не видел.

— Если бы