Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс
За два следующих года, когда голливудские киностудии одна за другой бросились искать деньги на Востоке, корпорация разрослась, как на дрожжах, и в 1927-м заняла целый этаж большого здания в деловой части Бостона.
Я улыбнулся. Займы? Финансирование одной картины? Обратитесь в Независимый Банк в Лос-Анджелесе. Хотите получить деньги сразу на сорок картин? Обратитесь в «Великую Бостонскую инвестиционную корпорацию».
Я улыбнулся, вспомнив множество продюсеров, которые гордились тем, что вырвались от Сантоса, и не знали, что глубоко заблуждаются.
Сколько же стоит Ал, подумал я? Пятьдесят миллионов? Больше? Внезапно мне это стало неинтересно. Что еще желать — я и так получил все, что хотел.
Вернулись мы около десяти и прошли в библиотеку. Дорис принесла лед, и мы сделали хайболлы. В библиотеку вошла медсестра.
— Мистер Кесслер хочет немедленно поговорить с вами.
— Он еще не спит? — удивился я.
— Он не заснет, пока не поговорит с вами, — с неодобрением отозвалась женщина. — Так что, пожалуйста, недолго. У мистера Кесслера был напряженный день, и ему необходим отдых.
Мы поставили нетронутые стаканы и поднялись к Петеру. У кровати сидела Эстер и держала Петера за руку.
— Здравствуйте, дети, — приветствовала она нас.
Дорис поцеловала сначала мать, а потом — отца.
— Как у вас дела? — поинтересовалась она.
Может, из-за слабого света — в комнате горела одна маленькая лампа — мне показалось, что у Петера усталый вид.
— Все в порядке, — ответил он и обратился ко мне: — Ну что?
— Ты был прав, босс, — улыбнулся я. — Он нам помог. Теперь все будет в порядке.
Кесслер устало положил голову на подушки и закрыл глаза. Какое-то время он лежал неподвижно, затем открыл глаза. Мне опять показалось, что он выглядит утомленно. Кесслер с трудом сфокусировал взгляд, но в голосе послышалось удовлетворение.
— Ну теперь-то вы женитесь?
Я испуганно вздрогнул. Второй раз за сегодняшний день нам задавали этот вопрос, и опять ответила Дорис. Она наклонилась к отцу и легко его поцеловала. Я заметил, как Эстер пожала руку дочери.
— Как только ты поправишься, папа.
Он улыбнулся. Мне показалось, что в глазах Петера блеснули слезы, но он быстро закрыл их.
— Не тяните, kinder, — попросил он. — Я еще хочу покачать на колене внуков.
Дорис посмотрела на меня и улыбнулась. Я подошел к кровати.
— Не беспокойся, Петер, — заверил я, беря Дорис за руку. — Покачаешь.
Он опять улыбнулся и молча отвернулся. Сестра вывела нас.
— Спокойной ночи, Петер, — попрощался я.
— Спокойной ночи, Джонни, — негромко откликнулся он.
Дорис поцеловала отца и повернулась к матери.
— Идешь, мама?
— Я посижу, пока он не уснет, — покачала головой Эстер.
У двери я оглянулся. Эстер продолжала сидеть у кровати. Рука Петера лежала на простынях, и Эстер накрыла ее своей ладонью. Она улыбнулась нам, и мы вышли.
Мы с Дорис спустились в библиотеку. Она повернулась ко мне и посмотрела широко раскрытыми, встревоженными глазами. Дорис дрожала, будто замерзла.
— Джонни, — тихо сказала она. — Я боюсь.
— Чего боишься, милая? — Я обнял ее.
— Не знаю, — покачала головой Дорис. — Не знаю, но у меня плохое предчувствие. Кажется, что должно произойти что-то ужасное. — Ее глаза наполнились беспомощными слезами.
Я поднял лицо Дорис за подбородок и уверенно сказал:
— Не беспокойся, милая. Это естественная реакция на события последней недели. Не забывай, что у тебя сегодня выдался особенно тяжелый день — ты почти двенадцать часов просидела за рулем. Все будет в порядке.
Она доверчиво смотрела на меня.
— Правда, Джонни? — с надеждой спросила Дорис Кесслер.
— Конечно, правда, — улыбнулся я.
Но я оказался неправ. Больше я не видел Петера Кесслера живым.
На студию я приехал рано. Хотелось присутствовать при том, как ребята узнают печальные новости. Выдался ясный день. Сияло солнце, щебетали птицы. Я, весело что-то насвистывая, подошел к воротам.
Из сторожки выглянул сторож и улыбнулся мне.
— Прекрасный день, мистер Эдж.
— Отличный, — согласился я и улыбнулся в ответ.
Мои шаги гулким эхом отдавались на бетонной дороге.
Через эти ворота на работу спешили толпы людей, актеров и актрис, режиссеров с помощниками, реквизиторов, осветителей, электриков, бухгалтеров, секретарш, машинисток и клерков, посыльных и выпускниц школ, работающих стенографистками. Они шли на работу, все эти люди, мои коллеги.
Гордон уже ждал меня. Он вопросительно посмотрел и полюбопытствовал:
— Чему это ты так радуешься, папаша?
Я улыбнулся, швырнул на диван шляпу и направился к столу.
— Прекрасный денек. Чего же хмуриться? Привет, Роберт! — усмехнулся я. — Ты выглядишь настоящим щеголем в этом галстуке.
Он уставился на меня, как на сумасшедшего. Может, я действительно в это утро немного нервничал, но лично мне было наплевать. Если нас с Алом обманули, я бы не хотел оставаться здравомыслящим человеком.
Я сел и долго смотрел на Гордона, пока тот не начал улыбаться. Наконец он встал и робко подошел ко мне.
— Ты пьян, — упрекнул меня Боб.
— Пусть поможет Господь Бог, — торжественно поклялся я, поднимая правую руку. — Я не выпил ни капли.
Несколько секунд Гордон скептически смотрел на меня.
— Ну что же, тогда посвяти меня в свои тайны. Где ты зарыл этого сукина сына?
— Боб, как ты можешь говорить так непочтительно о нашем выдающемся председателе совета директоров? — упрекнул я его и громко рассмеялся.
Он сунул руки в карманы и посмотрел на меня сверху вниз.
— В пятницу вечером ты разговаривал так, будто тебя треснули по башке кувалдой. А сейчас веселишься и доволен, как щенок. Я вижу только одно объяснение. Если ты не пьян, значит, ты уничтожил его. — Боб нежно улыбнулся. — Ну выкладывай, Джонни, не томи! Может, я помогу зарыть тело.
— Я же тебе говорил, у меня есть план.
— Говорил, — кивнул Роберт.
— Все очень просто. Сказал всего лишь несколько слов нужным людям, и банкиры позвонили из Бостона. Бац, и Фарбер со своим умным племянничком вылетают в окно!
— Честно, Джонни? — Боб неожиданно улыбнулся.
Я встал и посмотрел ему в глаза.
— Ты сомневаешься в слове кристально честного Джонни Эджа, самого надежного и порядочного бизнесмена по эту сторону от Лас-Вегаса? — насмешливо строго поинтересовался