Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс
Я глубоко вздохнул, повернулся к Алу и начал рассказ. Он внимательно выслушал меня. Когда мы сели, я вспомнил, как очень давно, по вечерам после представлений, мы вот так же сидели и разговаривали. Я рассказывал, а сам не переставал удивляться тому, что он совсем не изменился за эти годы. Как-то даже не верилось, что ему уже как минимум семьдесят пять.
Когда я закончил, он поднес к сигаре зажженную о подошву спичку. Раскурив сигару, Ал потушил спичку и бросил на пол. Он сидел и молча смотрел на меня блестящими глазами.
Мы долго молчали, и в воздухе начало накапливаться напряжение. Дорис дотронулась до моей руки. Я посмотрел на нее и медленно улыбнулся.
Проницательные глаза Ала заметили это. Наконец он сказал очень спокойным голосом:
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Не знаю, — не сразу ответил я. — Наверное, ты ничем не можешь помочь. Просто ты моя последняя надежда, и я должен был поговорить с тобой.
— Тебе нужна эта компания? — очень тихо поинтересовался он.
Я посмотрел на него и вспомнил, что вчера сказал Петер. Он опять оказался прав.
— Да, — просто ответил я. — Я вложил в нее тридцать лет своей жизни, и сейчас «Магнум» превратился в часть моей жизни, с которой я не хочу расставаться. — После небольшой паузы я горько рассмеялся. — С «Магнумом» у меня то же самое, что и с ногой, которую пришлось оставить во Франции. Жить без нее можно. Может, со временем мне тоже удастся найти какую-нибудь подходящую замену, но всегда мне будет ее не хватать. — Я постучал по протезу. — К нему привыкаешь. Он служит своей цели — помогает передвигаться, но глубоко в душе всегда помнишь, что ты уже не тот.
— Ты можешь ошибаться, Джонни, — негромко заметил Ал. — В твоем возрасте я оставил любимое дело и в результате стал очень богатым человеком. Может, и тебе пришло время уйти?
Я быстро вздохнул, огляделся по сторонам и опять посмотрел на Сантоса. Из меня сами собой вырвались слова:
— Даже если бы я это сделал, — медленно ответил я, — я бы не смог купить студию и поставить ее к себе на задний двор.
Он сидел неподвижно, лишь огонек сигары говорил, что он не спит. Через некоторое время Ал вытащил изо рта сигару и внимательно посмотрел на нее. Затем глубоко вздохнул, встал и открыл дверь.
— Пошли в дом.
На улице продолжало светить жгучее солнце. Игра еще не завершилась. Мы направились к дому и вошли на кухню через заднюю дверь. Толстая смуглая женщина раскатывала на деревянном столе тесто. Они обменялись с Алом несколькими словами на итальянском.
Мы вошли в огромную старомодную гостиную. Сантос велел нам сесть, а сам вышел из комнаты. Мы с Дорис обменялись удивленными взглядами.
— Витторио! — долетел из-за двери его голос. — Витторио!
Откуда-то сверху донесся тихий ответ, за которым последовали несколько реплик на итальянском. Сантос вернулся в гостиную.
— Сейчас придет Витторио, — сообщил он и сел напротив.
Интересно, подумал я, что сможет сделать Витторио? Мои мысли прервал голос Ала.
— Когда вы женитесь? — неожиданно спросил он. — Я устал ждать.
Мы покраснели, как дети, и, улыбаясь, посмотрели друг на друга. Дорис ответила за меня:
— Мы очень расстроились, когда заболел папа, и не говорили еще об этом.
— Не говорили? О чем здесь говорить? — зашумел Сантос, выпуская большие клубы серого дыма. — Вы что, еще не договорились?
Я начал что-то отвечать, но увидел улыбку на его лице и понял, что он нас дразнит. В комнату вошел Вик Гидо.
— Да, Ал? — Он не обратил на нас ни малейшего внимания.
— Позвони в Бостон Константину Константинову.
Гидо бросил быстрый взгляд на меня, затем вновь повернулся к боссу и начал что-то горячо говорить по-итальянски.
Ал поднял руку, и Витторио замолчал, как громадная устрица.
— Я сказал позвони ему, мне нужно поговорить с ним. И не забывай о правилах хорошего тона. Когда рядом находятся люди, которые не понимают по-итальянски, говори на английском языке. Надо быть вежливым. — Сантос говорил очень мягко, но в голосе слышались стальные нотки. — Я воспитал Джонни и знаю, что могу ему доверять. У меня нет от него секретов.
Вик злобно посмотрел на меня и подошел к телефону.
Я впервые узнал, что Ал знал Константинова. Интересно, что он сделает? Сегодня воскресенье, и Константинов находился в Бостоне. К тому же он большая шишка и никого не слушает. Говорят, что Константинов один из самых богатых людей Америки, но до двадцать седьмого года о нем никто не слышал. В этот год «Великая Бостонская инвестиционная корпорация» начала занимать деньги продюсерам.
— Какой толк, Ал? Он не станет с тобой даже разговаривать.
— Станет, — уверенно улыбнулся Сантос, и что-то в его голосе заставило меня ему поверить.
— Константинов на проводе, Ал, — сообщил Вик.
Ал взял трубку и улыбнулся.
— Привет, Константин! Как ты там поживаешь? — Через несколько секунд он весело ответил: — Для моего возраста у меня неплохое здоровье. — На другом конце провода послышался неразборчивый ответ. — Я хотел поговорить с тобой о «Магнуме», — спокойно произнес Сантос. — Меня немного беспокоит то, что там происходит. Думаю, мы должны занять жесткую позицию в этом деле. По-моему, Фарбер только все испортит.
Ал терпеливо выслушал возражения Константинова, затем властно сказал:
— Мне плевать, что тебе сказал Ронсен. Фарбер только создаст в «Магнуме» конфликтную ситуацию и помешает компании встать на ноги. Я хочу, чтобы ты сообщил Ронсену, что мы не возобновим переговоры по продлению займа, если Фарбера введут в правление «Магнум Пикчерс».
На этот раз Константин говорил спокойно.
— Правильно, — согласился Ал. — Скажи, что мы никогда не дадим согласие на вмешательство в управление компанией. — Он улыбнулся мне. — До свидания, Константин.
Сантос положил трубку и подошел к нам. После небольшой паузы он не спеша сказал:
— Все в порядке, Джонни. Надеюсь, Ронсен перестанет тебе мешать.
У меня от изумления открылся рот, и я уставился на него.
— Как ты можешь ему приказывать? — удивленно пробормотал я.
Ал улыбнулся моему удивлению.
— Очень просто, — пожал он плечами. — Видишь ли, «Великая Бостонская инвестиционная корпорация» принадлежит мне.
Затем он мне рассказал такое, от чего мое изумление еще более увеличилось.
По дороге обратно я молчал. Маленький морщинистый старик в выцветшей голубой рубашке и широченных лоснящихся штанах, который безвылазно сидел на ранчо, оказался самым влиятельным человеком в кино. Он контролировал все деньги, независимо от того, где они находились — на Западе или на Востоке.
Когда я понял, как все просто,