Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

– Я должна подумать. В любом случае спасибо, что вызвались помочь. Для меня это очень ценно. Особенно если учесть, что желающих помочь не так уж много. Сказать по правде, – я покраснела, – кроме вас никого не нашлось.

– Это потому, что мотивы вашего поступка не совсем понятны. Вас трудно представить в роли матери. Не потому, что вы не замужем, а…

– А потому, что я живу в свое удовольствие и думаю только о себе, да?

– Слишком уж самокритично, но доля правды в ваших словах есть.

– Но вы-то меня понимаете?! – с отчаянием воскликнула я.

– Думаю, да. Вы встретили своего человека. Неважно, что этот человек – маленькая девочка. Любовь с первого взгляда бывает не только между мужчиной и женщиной. Вы увидели, почувствовали и поняли, что не сможете без этого человека жить. Что вы обязаны спасти эту девочку, которая никому не нужна, даже собственной матери. И главное, вы наверняка понимаете, что с ней вас ждет много трудностей, но без нее вам будет еще трудней.

– Да, так и есть.

– Вот поэтому я и хочу вам помочь. А вы, неблагодарная товарищ Завьялова, эту помощь от-вер-га-ете! – Вахидов легонько постучал по моему лбу согнутым пальцем.

– Не отвергаю, а хочу обдумать, – я мягко отвела его руку. – Замужество – это серьезный шаг. Даже фиктивное.

– Да, вот еще что… Если вы согласитесь, никто не должен знать, что это не по-настоящему. Никому не говорите, даже Нине. Особенно – Нине.

– Почему – особенно?

– Потому что она не умеет хранить тайны. Вы сами это знаете, но продолжаете поведывать ей свои секреты.

– Их у меня не так уж много. И они не такие уж важные.

– Как бы то ни было, для всех мы просто женимся. Учитывая, что о нас до Нового года ходили соответствующие слухи, никто не усомнится в искренности наших намерений. Особенно когда мы возьмем ребенка из интерната.

При этих словах у меня защемило сердце. Стало трудно дышать. К глазам вновь подступили слезы. Я не понимала, что со мной. Откуда взялась эта боль. Неужели это была тоска по настоящей, а не придуманной семье, которой у меня, скорее всего, никогда не будет?..

Я встала, подошла к окну и стала смотреть в него, словно на улице происходило нечто любопытное, хотя за стеклом было темно и в тусклом свете фонарей даже стационар почти не просматривался.

– Мне, наверное, лучше уйти? – тихо спросил Вахидов.

Не оборачиваясь, я кивнула. Услышала, как открылась и закрылась дверь, и только тогда позволила себе разрыдаться.

– Садитесь, Зоя Евгеньевна. Вы не заболели? Выглядите неважно.

– Я здорова, Фаина Кузьминична.

– Может, вам взять несколько дней за свой счет?

– Зачем? Чтобы сидеть в четырех стенах и думать об одном и том же? Нет, на работе мне лучше. Тут вокруг хотя бы постоянно люди.

Разговор происходил в четверг, наутро после того, как, отпустив Вахидова, я долго плакала, а потом полночи не могла уснуть. Неудивительно, что Фаина Кузьминична сочла меня заболевшей. Утром я умывалась и чистила зубы, стараясь не смотреть в зеркало над раковиной.

– Не буду ходить вокруг да около, Зоя Евгеньевна. – Главврач посмотрела на меня с такой суровостью, словно собиралась сообщить о моем увольнении. – Я посоветовалась с Глафирой Петровной, она тоже согласна… В общем, предлагаю вам прописаться во флигель.

– В какой флигель?

– В наш с Глафирой Петровной.

– А как же общежитие? – пролепетала я, хотя глупее вопроса было не придумать.

– Вы оттуда выпишитесь.

– А… зачем?

– Но это же очевидно! Чтобы вы могли удочерить Снежану, разумеется. Будете жить в задней комнате, которая примыкает к кухне. Она задумывалась как гостевая, но за все эти годы гости к нам так и не собрались. Комната маленькая, но вам двоим места вполне хватит. И там тепло, вы не волнуйтесь. За стеной – печка.

Ошеломленная, я пыталась переварить услышанное. Поистине, судьба играла со мной в кошки-мышки. Что ни день, то новое предложение о прописке!

Закон парных случаев в действии.

– Так вы согласны?

Меня так и подмывало задать вопрос, который я накануне задала Вахидову: «Зачем вам это нужно?» И следом рвалось признание, что ее опередили, сделали предложение более заманчивое. Но я промолчала.

– Понимаю, для вас это неожиданно, – неверно истолковав мое молчание, сказала Фаина Кузьминична. – Признаться, для меня – тоже. Но я не вижу иного способа вам помочь. А помочь я хочу, хотя бы для того, чтобы вернуть вас в строй и в коллектив. Да и девочку жалко. Если вы правы и диагноз «умственная неполноценность» поставлен ошибочно, ей не место в коррекционном интернате.

– Спасибо, Фаина Кузьминична. Это очень великодушно с вашей стороны. Я не ожидала…

– Я сама от себя не ожидала. Привыкла к комфорту, к тому, что после работы прихожу в дом, где тишина, чистота, всё на своих местах… Но пора перестать жить только для себя. Хотя бы на старости лет нужно помочь тому, кто нуждается в помощи. Знаете, Глафира Петровна горячо меня поддержала. Вот ведь как бывает: вы с ней вроде как на ножах, терпеть друг друга не можете, а она готова и комнату свою уступить, и с девочкой сидеть, пока мы с вами на работе. Ну, мы-то с вами, конечно, понимаем, что она не сможет по здоровью, но не надо ей об этом говорить, а то еще обидится.

Я снова расплакалась. Это было ужасно. Я не предполагала, что в организме может скопиться такое количество слез. Мне совершенно точно требовался курс успокоительного. Лучше всего – в болючих уколах, чтобы впредь неповадно было так распускаться.

Фаина Кузьминична поднялась, налила в стакан воды, протянула мне. Подождала, пока я успокоюсь и приведу себя в порядок. И после этого сказала:

– Согласитесь, это действительно никуда не годится. Вопрос нужно решать безотлагательно, иначе вы доведете себя до нервного расстройства. Придется отправлять вас в санаторий. Сейчас позвоню Николаю Александровичу, скажу, что на Снежану Коваленко есть усыновитель. Попрошу, чтобы он разрешил вам встречу. И, не откладывая, начнем решать вопрос с пропиской и подачей заявления в опеку.

Фаина Кузьминична сняла трубку и набрала номер.

– Коля, здравствуй. Не отвлекаю тебя? Хорошо, перезвоню через полчаса.

Повесив трубку, она сказала:

– Николай Александрович занят. Идите работать, Зоя Евгеньевна. И возьмите наконец себя в руки. Этого я как главврач требую.

На следующий день я заканчивала утренний прием, когда зазвонил телефон.

– Зоя Евгеньевна, это доктор Тимофеева.

– Слушаю, Дарья Геннадьевна, – поспешно сказала я, кивком отпустив пациента.

– Это насчет Снежаны Коваленко.