Это - Фай Гогс
Как раз в этот самый момент не стало одной нерелевантной местности к северу от озера Эри.
– Это было то, о чем я подумал, Кэл?
– Да, – ответил поверенный и с деланной грустью просвистел первые ноты канадского гимна.
– Что ж, скучать по ней мы не будем. Тем более, что Портленд, похоже…
– …не задет, будь он неладен. Целехонек. Ты заметил, что он ведет себя так, будто за что-то нас наказывает?
– Хотя даже тот, второй, который с придурью, уже давно смекнул, что на деле он просто поменял один сюжет на другой…
– Ага, жизнеутверждающий на фаталистический. Напомнило мне о временах, когда каждый поцелуй заканчивался свадьбой…
– …и волшебство превращалось в ад кромешный…
– …сущая правда. Мы с тобою выросли в атмосфере беспросветного мрака, Кэл, а он хочет запугать нас парочкой оттопыривших коньки хоккеистов!
Спелось это старичье так, что братьям и не снилось!
– Но я вот о чем подумал, Лу: а что же насчет той «тверди посреди воды», которая «да отделит воду от воды», и которую он вдруг нарек еще одним «небом»?
– Печально, но даже мы, его преданные служители, привыкшие кичиться своей верой в него, подумали, что, говоря о втором «твердом небе», он сам не вполне понимает, что несет. А ведь объяснение так и напрашивалось! Осознав, что этим своим «свет хорош» он открыл дверь в бесконечный лабиринт, один бог знает куда ведущий, на следующий день наш малыш впервые явил свое главное качество, за которое позднее ты прозвал его…
– …Ди Улучшайзером?
– …или еще, помнится, «Ди Второй Серией». Созданная на следующий день «небесная твердь» – вовсе не твердь, и уж подавно она не небо. Точнее, не совсем твердь и не совсем небо. «Небесная твердь» – то самое Небесное Царство, Земля Обетованная, Аркадия, Элизиум, Валгалла, Шамбала, Джаннат, Аваллон, Нирвана, Ирий, Драхт – место, у которого тысяча имен, но никто не знает, где оно; место, до которого вроде и рукой подать, но не добраться и за вечность; место невидимое и неосязаемое, и поэтому недостижимое для простого смертного, но открывающееся во всем своем несказанном великолепии тому, кто достаточно тверд и непредвзят, чтобы всегда и во всем твердо держаться середины!
– Но почему оно «посреди воды»?
– «Посреди воды» – в самом центре середины, или посередине центра. Как угодно.
– Да, пожалуй, в этом есть смысл… И ты утверждаешь, что и под «Землей обетованной» он также подразумевал эту твердь, а не ту жутко разогретую песочницу на берегу моря, которое не зря называют Мертвым?
– Конечно.
– Получается, евреи сорок лет слонялись по пустыне только из-за его нелюбви к четким инструкциям? Хотя бы намекнул им, что пешком туда ну никак не добраться!
– Да он не просто намекнул. Им на чистом иврите было сказано: «Расслабьтесь, живым туда все равно никто не дойдет!» Прямой дорогой были посланы на небо.
– Все равно, как-то не очень похоже на инструкции. Режь меня, но одного я понять не могу: почему все же вместо сколь угодно точных метафор ему было просто не назвать вещи своими именами?
– Да потому что любые имена – по сути те же метафоры, Кэл! Ты сам-то пробовал назвать что-нибудь безымянное, совсем ими не пользуясь?
– Но почему же тогда он не сделал их понятными настолько, чтобы исключить любые иные толкования?
– Потому что любые его слова люди все равно истолковали бы по-своему! Потому что, называя его Совершенным, они забыли, что подлинное совершенство – в простоте! Потому что навязчиво тиражируемый ими образ среброкудрого порхающего ворчуна не подразумевает не то, что рационализма – элементарной нормальности! Вот и толкуют его слова как бог на душу положит, либо просто не обращают на них…
Глава 51
В которой не всякой твари по каюте
Священник замолчал и прислушался:
– Ладно. Допустим, Канада. Грубо, но по делу. А что насчет…
– Ты все пропустил, пока разглагольствовал. Посмотри на тех акул. Куда, думаешь, они так спешат? – и поверенный указал на миллионы плавников, рассекающих океанскую гладь в юго-восточном направлении.
– Хм… Комбинация из серфинга, сумчатых и Рассела Кроу всем нам поначалу казалась беспроигрышной, и гляди ж ты… А вот это что сейчас было?
– Это? А это было как раз то, чего я так боялся! Мне ведь, Лу, так и не довелось подняться на…
– Ой, да брось, Кэл! Признай, старую перечницу сильно перехваливали. Уж сколько было разговоров, а не стало ее, и ты вспомнил только о ржавом тысячефутовом гвозде, поставленном стоймя… Э-эмм… да: вот так плодотворно закончился его второй день…
– Плодотворно?
– Ну еще бы не плодотворно, Кэл! За первые два дня он не только успел заложить основы своего мира, но и прямо указал на тайную дверь, за которой скрывалась, так сказать, сценическая изнанка. Посмел бы после такого кто-нибудь из потомков пока еще несотворенного им Адама предъявить ему претензии, если бы на этом он решил поставить точку? Кажется, вопрос сам же на себя и ответил, так? И все было бы прекрасно и замечательно, если бы не одно «но». Так называемое «создание» затевалось лишь для того, чтобы он смог определить самого себя – но эта задача выполнена все еще не была!
– Погоди, Лу. А как же все-таки быть с этим: «Я есмь Альфа и Омега, Начало и Конец, Первый и Последний»? Разве это не то же самое, что «Я есмь Всё»? А если ты всё, то как ты можешь чего-то не знать?
– Ты забываешь, Кэл, что никакого «всего» тогда еще не было и в помине. Чтобы сопоставить себя с этим «всем», это «все» ему еще надо было… О нет! Только не она! И куда же мне теперь денег засылать, когда меня обуяет очередной спонтанный приступ избирательного великодушия?
– Не отвлекайся. Это «все» ему еще надо было…
– …сочинить. Чем он и занялся на следующее утро. Фактически, на тот момент мир существовал только в форме абстрактных идей, и идеи эти требовали конкретики. Первым напросилось «мокрое», по известной причине казавшееся Ди тогда чем-то не слишком приятным,
