Это - Фай Гогс
– Да. Дети часто так делают.
– А ты сам-то этот «ковчег» откуда взял, Лу?
– Что это с тобой, Кэл? Из его книги, конечно.
– Причина и следствие, Лу?
– Следствие и причина, Кэл. Весьма примечателен выбор пассажиров для первого и последнего рейса этого «ковчега»: старый мелочный тиран-алкаш; два сына, взявших в пожизненное рабство своего третьего брата; их жены-замарашки, с восхищением глядевшие на все это свинство; куча животных, часть которых служила кормом остальным… Не правда ли, больше похоже на описание самого обычного дня из жизни какой-нибудь фермы в Южной Каролине, но не корабля, набитого праведниками?
А все потому, что никакого наказания для нарушителей заповедей, которых тогда и придумано-то не было, и тем более никакого «спасения» и не предполагалось! Кого и от чего нужно было спасать, если сам он и был тогда всем миром, а все «создание» происходило исключительно в его воображении?
Загадка кажется тем еще твердым орешком, но если мы вспомним о выводе, к которому он пришел за день до того, как придумал людей – выводе о том, к каким страшным последствиям привела его одержимость идеей во что бы то ни стало оставаться в самом центре всего им созданного, то все становится довольно очевидным: ковчег был задуман не для спасения, а для побега – его побега! Он предпочел уйти в тень, по крайней мере до тех пор, пока принцип смерти не станет ему полностью ясен. И побег этот стал способом, которым этот хитрец убрал себя из всех уравнений, где лишь ему одному отводилась роль константы…
– Получается, он сбежал от самого себя? Нечто вроде эскапизма наоборот? То, для чего даже он сам не нашел названия?
– Нет, Кэл. Скорее, мы тут имеем дело с сильно прокачанной версией эскапизма. Ведь куда бы он не бежал, как бы он смог оказаться снаружи себя же самого? На берегу вместе с ним остались лишь самые прекрасные, мудрые и благородные из созданных им существ – феи, единороги и драконы, а на тот корабль он посадил самых невзрачных, тупых и назойливых – вроде чихуахуа или Джеймса Кордена…
1. Сошлись на первоисточник, Рон, может и пронесет! (Прим. авт.)
Глава 52
В которой я получаю дельный совет
«…не то, не то, не то, не то…» – монотонно повторяет и повторяет голос. Лишь когда Млечный Путь окончательно скрывается из виду, я разрешаю себе дать волю «чувствам» и ору – ору так громко, что галактики, которые я машинально продолжаю громоздить, чтобы избавиться от душераздирающих воспоминаний, разлетаются от меня во все стороны.
«Если дело было только в них, в воспоминаниях! Все мое тело – о да, теперь я точно знаю, что у меня тоже есть тело! – сплошь состоит из одной жуткой… боли? Да, иначе и не скажешь… б-о-л-и…»
«Но зачем тебе нужна эта «боль»?» – спрашивает голос.
«Затем, что без боли на небо мне уже не попасть. Метафорической боли расставания с тем, что однажды стало для меня дорогим. Но сначала я должен испытать физический эквивалент этой боли, ее слабое подобие. Назову это „чистилищем“».
«Уже?» – Я не успеваю поставить знак вопроса в конце этого нового слова, как прежде неразрывная ткань времени окончательно разделяется на «прошлое», «настоящее» и «будущее». – «Метафорической»? «Расставания»? «Однажды»? «Стало»? «Дорогим»? «Сначала»? «Должен»? «Испытать»? «Физический»? «Эквивалент»? «Подобие»? «Собирался»?
В трех временах понятия плодятся с утроенной скоростью, все сильнее отдаляя перспективу моего возвращения. А еще я вдруг осознаю, что побег из «центра» вселенной, роль которого была отведена мною Земле – это абсолютно никуда не ведущий путь утраты и мрака. Одновременно я понимаю, что с «рождением» и «смертью» произошло то же самое, что и со «светом» и «тьмой»: со вторым я так и не смог смириться лишь потому, что ранее одобрил первое, меж тем, как сама смерть, равно как и «утрата» или «мрак», совершенно ничем не «хуже» или «лучше».
Тогда я пытаюсь взглянуть на смерть по-другому, непредвзято – но и это оказывается не так-то просто. С болью или без нее, но небесная твердь, еще утром представлявшаяся мне домом родным, внезапно для меня самого обернулась недосягаемой твердыней! Ну да, сейчас мне ясно, что любые предвзятые идеи со временем обязательно станут «злом». Что проку? Каким бы важным не казалось мне это открытие, оно сразу же становится очередной предвзятой идеей!
Со все возрастающим беспокойством я наблюдаю за возникновением ужасающего парадокса: смерть, недавно еще служившая естественными вратами в вечность, теперь ведет в темное забвение, наполненное злобными идеями-призраками – но тут до меня доходит, что я только что создал «преисподнюю» как альтернативу небесам, одним неосторожным словом превратив их из единственно возможной цели в одну из бесчисленных альтернатив!
«И ведь больше уже не разрушишь, – оторопело думаю я. – В вакууме идей любая раз высказанная гипотеза приобретает статус ветхозаветного закона!»
Эта мысль приводит меня в такое отчаяние, что я твердо решаю покончить со всем этим. Я нахожу ближайшую туманность, сворачиваюсь клубком и жду наступления конца. «Просто не трогай это!» – произносит голос перед тем, как…
Глава 53
В которой я постигаю все тонкости Страшного Судопроизводства
– «Не трогай это» — простите, но не то же ли это самое, что «не создавай»; «не разрушай»; «не улучшай»; «не изменяй»; наконец, просто «оставь, как есть»? – проговорил Великий инквизитор и умолк.
Будучи великолепным манипулятором, он очень хорошо выучился использовать паузы так, чтобы у присяжных пропали последние сомнения в виновности подсудимого. Закончив отсчет, он заговорил вновь, слегка подвывая для пущего эффекта:
– «Не трогай это!» Впервые прозвучали три слова, которые можно было бы принять за что-то хотя бы отдаленно напоминающее план. Давайте же зададимся вопросом: а что случилось бы, если бы этот господин все-таки решил своему плану последовать?
Великий инквизитор сделал еще одну паузу и, обернувшись к присяжным вполоборота – при этом полы его красной сутаны театрально взметнулись, – указал пухлым пальцем на меня. Удовлетворенный достигнутым эффектом, он повернулся обратно к своим слушателям; неторопливо выпростал руки из длинных рукавов; приподнял кардинальскую шапку и задумчиво пригладил растрепавшееся длинные волосы. Затем он нахлобучил шапку обратно и вдруг пронзительно возопил:
– Ничего! Ничего – вот мой ответ! Ни-че-го!!! Не было бы этого процесса, потому что не было бы преступления! И
