Кошка из мастерской - Ён Сомин
– Почему это мороженое снимают с производства? Оно должно нравиться таким, как Кисик-си. Людям, которые, как дети, любят сладости.
– Многие люди против такого сочетания вкусов йогурта и шоколадного печенья.
Чонмин неожиданно для себя самой рассмеялась. Ответ прозвучал излишне серьёзно.
– Здесь вкусно, но настоящая причина, почему я люблю это кафе, в этом. – Кисик указал на стену, где висел плакат, на котором были изображены ряды надгробий. На каждом надгробии значился свой вкус мороженого. Ниже рассказывалось, почему из мира исчез тот или иной вкус, в память о каждом было написано несколько добрых слов. Были даже указаны даты начала и окончания производства каждого вкуса.
– Вкусы, которые отжили своё и покинули этот мир, вот так вот хоронят, чтобы люди их не забывали.
– Оригинально.
– Чонмин-си, хорошо, что ты любишь ванильный вкус, который никогда не исчезнет из нашего мира. Тебе не о чем беспокоиться. Я же надеюсь, что господин Йогурт и госпожа Печенье обязательно обретут любовь. – Кисик держался за сердце и говорил напевно, как будто рассказывал притчу.
– Но для Печенья приближается день казни, – подхватила Чонмин.
– Ах! Чонмин-си, это слишком! Как ты бессердечна!
Чонмин и Кисик одновременно рассмеялись. Что же будет с кисловатым господином Йогуртом и сладкой госпожой Печенье? Чонмин очень понравилось это весёлое кафе, где хоронят непопулярные и неудавшиеся вкусы.
За обедом, понятное дело, главными темами обсуждения были поздний сезон дождей и Хоя. Ожидалось, что как минимум неделю продержится высокая вероятность тайфуна. Хоя нуждалась в месте, где она могла бы переждать этот период. У Чохи дома жили две собаки, которых она называла не иначе как «дикарями». Чихе сказала, что живёт с родителями, а её мать называет кошек тварями и не просто ненавидит их, но ещё и боится до ужаса. Кисик был бы и рад помочь, но у него была сильная аллергия на кошачью шерсть. Чуну изначально не нравилась Хоя, и он сразу категорически отказался помогать, сказав, что ему готовиться к вступительным экзаменам и такое хлопотное дело не для него. Осталась Чонмин. Она одна жила так близко и по окончании сезона дождей в любой момент смогла бы выпустить Хою обратно бродить по деревне Памгаси. И хотя Ери была недовольна, но оказалось, что именно у Чонмин идеально подходящие условия для того, чтобы на время взять кошку к себе.
Чонмин за свои тридцать лет ни разу не заводила домашних питомцев. Она совсем не представляла, как общаться с животными. Более того, она ведь зарекалась никогда не заводить кошек, а тут ещё и была уверена, что Хое совсем не нравится. Девушка уже махнула рукой, как бы отказываясь, но в этот момент Хоя посмотрела на неё своими ясными зелёными глазами.
– Н-н-н… Ладно, это всего лишь на неделю.
Холодный фронт над Корейским полуостровом должен был смениться к началу следующей недели, и Чонмин, поддавшись внезапному порыву, решила оставить Хою у себя – ровно на столько дней, сколько продлится непогода.
Ближе к вечеру, когда мастерская опустела, они всем коллективом отправились в зоомагазин. Запаслись кормом, купили когтеточку, мягкую лежанку и даже домик, будто кошке предстояло поселиться здесь навсегда. Хотя Хоя оставалась под опекой Чонмин, ответственность за неё ощущали все и каждый внёс свою лепту в её обустройство.
Пока они шли домой, кошка мирно дремала на руках у Ери. Чонмин шагала рядом, сжав в карманах холодные ладони. Главная причина была очевидна: Хоя наотрез отказывалась подпускать её к себе. Но была и другая: Ери упрямо твердила, что должна лично убедиться, «подходит ли это место для живой души».
Чонмин давно не принимала гостей. Два года назад квартиру ещё посещал её парень – редкие, скупые визиты, оборвавшиеся так же резко, как и их отношения. Это было частью странного проклятия, тяготевшего над её жизнью: люди исчезали один за другим, будто растворяясь в серой дымке одиночества Чонмин. Друзей у неё и раньше было мало, а коллег она не звала – слишком часто переезжала. Её не волновало, что подумают другие. Была лишь тусклая, но упрямая цель – жить хоть немного «как все».
Квартира была чистой, но не от стараний, а от пустоты. Ни безделушек, ни следов чьей-то ещё жизни – только голые стены и минимум мебели. Поэтому, когда Ери объявила о своём визите, Чонмин не металась в поисках швабры, а только сжалась внутри, ожидая насмешливого вопроса: «Ты здесь вообще живёшь?»
– Ты одна тут? – Ери окинула взглядом прихожую, будто проверяя, не прячется ли за дверью призрак.
– Да.
– У онни, значит, много денег на жильё?
– Это обычная двушка.
– У нас такая же, – парировала девочка, – а нас четверо. Значит, у тебя денег много.
Обыкновенная квартира одинокой тридцатилетней женщины. Минимум мебели, никаких лишних вещей. Ери, осмотревшись, кивнула: Хое здесь будет безопасно – разбить нечего, застрять негде. И с видом чиновника, выдающего разрешение, объявила:
– Ладно, пусть живёт у тебя неделю.
«Спасибо за великодушие», – мысленно усмехнулась Чонмин, уже привыкшая к её манере всё контролировать. Хоя, оказавшись в новом месте, тут же юркнула в картонную коробку и наотрез отказалась вылезать.
– Не трогай её, – тут же скомандовала Ери. – Сама говорила: кошки сами выходят, когда перестают бояться.
У Чонмин и в мыслях не было её трогать, но она лишь молча кивнула. Пока девочка исследовала территорию, она наблюдала за ней украдкой. Ери казалась старше своих лет – высокая, тонкая, как молодой тростник. Со спины её можно было принять за старшеклассницу, но круглые, по-детски наивные глаза и курносый носик выдавали настоящий возраст.
– Можно я поужинаю тут и пойду? – вдруг спросила Ери.
– У меня… нечего есть. – Чонмин смутилась. – Закажем что-нибудь?
Девочка посмотрела на неё с немой жалостью, словно перед ней стояло беспомощное существо, и без лишних слов распахнула холодильник. Пусто. Только пучок шпината, брикет тофу и упаковка омука с истекшим сроком.
– Можно я приготовлю? – спросила Ери, уже наливая воду в кастрюлю.
«Что может сготовить ребёнок?» – Чонмин насторожилась, но виду не подала. Она села за стол, следила за каждым движением маленьких рук. Ери ловко, без суеты промыла рис, включила рисоварку, нарезала тофу ровными кубиками. Чонмин, выросшая единственным ребёнком в семье, вдруг вспомнила, как подруги жаловались на «кошмар с племянниками».
«Вот оно что?» – подумала она. Но Ери не была ни капризной, ни буйной – лишь упрямой, как весенний ветер.
Давно в её квартире не пахло едой. Сегодня на столе не было пластиковых контейнеров из доставки – только дымящийся твенчжан чиге, отварной рис и хрустящий обжаренный омук. К счастью, тарелок хватило на двоих.
Чонмин, почувствовав, как слюна наполняет рот, зачерпнула ложку риса и отправила в рот – без всего, просто чтобы ощутить его вкус.
– Правда вкусно! Я давно не ела свежесваренного риса. – Чонмин так разволновалась, что сама не заметила, как начала немного преувеличивать.
– Онни, а ты совсем ничего не умеешь и не готовишь? – осуждающе спросила Ери.
– Ну, раньше я много работала… И по разным причинам я готовить не люблю. А ты, Ери?
– Дело не в том, нравится или нет, это вопрос выживания. Мне никто не готовит, приходится всё делать самой.
– Твои родители так заняты?
– Можно и так сказать. Отец безработный, но чем-то так сильно занят, что его почти не бывает дома.
Чонмин отложила ложку и уставилась на Ери. Что положено говорить в таких ситуациях? Она не смогла подобрать слов утешения и в итоге просто промолчала. Ей казалось, что если начать утешать кого-то без искреннего тепла, то это только сильнее охладит и без того замёрзшую душу собеседника. К чему неуклюжие утешения? Но Чонмин очень жалела, что не научилась подбирать правильные слова для таких ситуаций, как сейчас.
Ери съела весь ужин, но домой не торопилась. Она играла с Хоей кошачьей удочкой
