Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич

Но иным ветром опять тянуло уже в подвижном воображении его возлюбленной:

– А на зиму в Петербург! – выговорила она коротко и решительно.

– В Петербург? – изумленно повторил он.

– Да, непременно! Нечего нам с вами гнить в провинции, ничего не делая. Вы еще молодой человек, имеете состояние… Я хочу, чтобы вы служили, придворным сделались…

– Я придворным! – даже перепугался капитан. – Где же мне, помилуйте!

– Ничего не «где же мне»! – передразнила она его. – Будете, как все. Только слушайтесь меня всегда во всем; я дурного вам не посоветую. Ведь у нас теперь все общее должно быть, одни интересы… Как это говорит пословица? Муж, жена – одна сатана!

Она расхохоталась и как бы обняла его всего при этом мгновенным взглядом, ласковым чуть не до нежности…

– Ольга Елпидифоровна… Ольга! – вскрикнул он, загораясь весь. – Мы теперь перво-наперво жених и невеста, так уж позвольте!..

Он протянулся к ней.

Она отклонила голову на сторону и уперлась рукой в его губы:

– После, после, со временем!.. А теперь слушайте! Я ни часу больше не хочу оставаться здесь. Княгиня заболела, вы слышали; спектакль отложен… да и вряд ли когда будет. Делать здесь нечего, надоело!.. Я хочу сейчас домой. Отца нет, да если он и приедет, я с ним в его скверном тарантасе не поеду. А у вас лошади готовы… Это у вас новая тройка? Вы все на серых ездили прежде!..

Он не успел ответить. Она вскочила с места:

– Погодите меня здесь десять минут! Я сбегаю к себе в комнату взять свое главное необходимое – за остальным всем пришлю потом – и вернусь сейчас. Вы повезете меня на своих гнедых в город… Сами мы господа теперь, не уступим всяким князьям здешним! – вскликнула она во мгновенном порыве. – Так что ли, mon capitaine2?

– Ни единой царице не уступить вам, красавица моя неописанная! – ответил он на это, пожирая ее страстными глазами. Она вскинулась и побежала.

– «Прощай, прощай, прощай, и помни обо мне»! – зазвенела она на ходу громким смехом, передразнивая похоронный голос, которым Ранцов произносил эти слова в те первые дни, когда навязана ему была ею роль тени в «Гамлете»…

Она давно уже исчезла за дверями дома, а капитан все еще улыбался ей какою-то словно пьяною от блаженства улыбкой… Он встал со скамьи, поднял глаза к небу, повел ими затем кругом себя, улыбнулся еще раз, уже с видом человека, которому целый мир теперь обязан завидовать и поклоняться, и, расставив свои длинные пехотные ноги в форме буквы А, а руки стремительно опустив в карманы брюк, внезапно запел фальшивым, но внушительным басом:

3-Спалив бригантину султана,

Я в море врага утопил

И к милой с турецкою раной

Как с лучшим подарком приплыл-3.

Это был куплет из «Молодого грека», не то чувствительного, не то бравурного романса, пользовавшегося большою популярностью в среде тогдашней армии и принадлежавшего, как видит читатель, к тому специальному репертуару вокальной музыки, который, сохраняясь и поныне, может по преимуществу быть назван офицерским…

XXII

Quibuscumque vis1…

– Ah, cher comte! – заметалась, вскрикивая, Аглая Константиновна на своем диване, завидев входящего Анисьева. – Неужели вы в самом деле пришли проститься?..

– Непременно, княгиня…

Он сел, поглядел на нее с учтивою улыбкой и примесью к ней известной доли печали во взгляде и – промолвил:

– Я слышал, что вы себя нехорошо чувствуете (разговор, само собою, шел теперь сплошь по-французски, и мы будем стараться передать его в наиболее близком к оригиналу переводе). Позвольте мне выразить вам глубокое соболезнование по этому поводу.

Она растерянно воззрилась на него, вспомнила, что ей нужно было 2-«expliquer» что-то ему, не нашла, что именно, и вместо «explication»-2 откинулась в свои подушки и всхлипнула, закрывая глаза себе платком:

– Дорогой граф (cher comte), я ужасно несчастна!

Он холодно поглядел на нее, не проговорил, к некоторому ее удивлению, ни единого слова в утешение ее, и как бы, напротив, не желая дать ей распространяться на тему ее «несчастья», поспешил заговорить сам:

– Я имел честь видеть княжну, дочь вашу, и разговаривать с нею, – добавил он, напирая на это слово.

Тон речи, выражение его лица словно хлестнули нашу княгиню. Она перекинулась из глубины дивана к столу, разделявшему их, и, глядя на него, как будто намеревалась вскочить ему в самые глаза:

– О чем же был разговор этот, граф? – спросила она встревоженно.

Он передал ей подробно, отчетливо, кругло, в одних почти и тех же выражениях, с теми же благородными жестами и оттенками голоса.

Аглая не смела прерывать его, но всю ее дергало и подмывало в течение его рассказа. Она этого никак не ожидала.

«Рыцарство» его, произведшее в некоторой мере впечатление на дочь, прошло для маменьки незамеченным. Она во всем этом видела пред собою один голый, ужасающий ее факт – отказ его от руки Лины…

– Но, Боже мой, – испуганно вздрогнула она, когда он кончил, – для чего же сказали вы ей все это, дорогой граф! Разве вы в самом деле не хотите с вашей стороны того, о чем мы так дружно и горячо мечтали и хлопотали с графиней, матушкой вашею, в Риме?

– Не хочу? – вскрикнул он в ответ, самым эффектным образом вскидывая при этом глаза к потолку. – Да я почел бы себя избранным между избранными (élu entre les élus), если бы мог надеяться… Но для этого, к несчастию, – перебил он себя с легким оттенком иронии, – недостаточно моего желания… ни даже вашего, княгиня… Я счел нужным сказать княжне то, что я сказал ей, потому что всякое иное мое слово внушило бы ей окончательно отвращение ко мне, оскорбив ее в чувстве, которое другой, более счастливый, чем я, умел внушить ей… Уезжая отсюда с растерзанным сердцем (голос его послушно задрожал на этом месте), я хотел по крайней мере увезти с собою уважение княжны, вашей дочери…

Аглая захныкала:

– Я вижу, граф, что вы все узнали…

– Я понял это с первой минуты моего приезда в Сицкое, – сказал он, приподняв плечи.

– Нет, я, признаюсь вам, я ничего не знала об этом и не поверила бы этому никогда, если бы госпожа Переверзина – эта ужасная женщина! – добавила Аглая, вздымая в свою очередь глаза в потолок, – не имела дерзости явиться ко мне сегодня просить руки Лины для этого своего племянника… И