Моя королева - Жан-Батист Андреа

Я перевел дыхание и побежал к бугорку, где каждое утро ждал, пока высохнет одежда. Солнце до него еще не достало, место выглядело иначе, и я испугался. А может, страх появился потому, что жандармы обыскивали дом — мой первый собственный дом. Я подождал, улегшись, словно индеец, на вершине холмика, но они никуда не уходили. По траве я спустился на другую сторону и прислонился спиной к склону — здесь меня никто не увидит. Я надеялся, что Вивиан не явится прямо сейчас, потому что она была девчонкой, а отец говорил, что девчонки много болтают.

Но Вивиан никогда не приходила так рано; она давала мне достаточно времени, чтобы приготовиться и выстирать вещи. Она знала, насколько это важно. К тому же Вивиан была не из болтушек: она скорее умрет, чем выдаст меня. Если до этого дойдет, если они начнут ее пытать, чтобы разговорить, я зайду, сунув руки в карманы, и прикажу отпустить ее, потому что Вивиан ничего не сделала и это между мной и жандармами. Самой Вивиан я скажу: «Уходи, живо». Она обернется в последний раз со слезами на глазах, я улыбнусь и слегка кивну, как бы говоря: «Все будет хорошо», хотя мы оба будем знать, что это неправда. Затем я сниму шляпу, маску и скажу: «Вам нужен я, дон Диего де ла Вега», — и они глазам своим не поверят.

Я проснулся в поту. Сначала подумал, что жандармы мне почудились, но я действительно лежал на траве, и сверху давило солнце. Я ползком забрался обратно на холмик — они ушли. Мне уже доводилось мгновенно засыпать от сильных эмоций, но это было давно. Я чувствовал себя немного лучше, лежа на теплой траве, — все стало как раньше.

Я улыбнулся, чего делать совершенно не стоило — я тут же снова уснул.

Проснулся с криком, поскольку прямо на меня летел черный дракон. Стало холодно, но щеки горели. Стояла ночь — черная, как каминная труба изнутри. Трава уже намокла — значит, было очень поздно. Я проспал весь день при ярком свете — меня наверняка хватил солнечный удар.

На четвереньках я добрался до водопоя; взрослый голос в голове велел пить маленькими глотками, потихоньку, но, так как это был я, получилось ровно наоборот. Я позволил всей горе влиться в мое горло и проглотил столько воды, сколько влезло. У нее был приятный вкус камня и ледяного металла. Мне тут же поплохело.

Прислонившись к сланцу, я перевел дыхание и, как только смог встать, побрел к овчарне. Теперь туда можно было попасть через дверь, но я расправил кусты, чтобы было как раньше, и полез через привычную мне дыру по следам обвала — казалось, это очень важно. Такой красивый дом еще нужно заслужить. Это тебе не проходной двор. Я прислонился к стене, поскольку все вокруг качалось, и дошел до кровати. Не знаю, приходила ли Вивиан.

Роса шептала мне, что скоро взойдет солнце. Вот-вот от утреннего света замерцает пейзаж, и станет легче, потому что все вокруг блестит. Я завернулся в куртку и принялся ждать. Я не ел со вчерашнего дня, но голода не чувствовал. От одной только мысли о маминой чечевице желудок сжался, это был плохой знак.

В общем и целом, правильно, что я решил не идти на войну. Из меня получился бы скверный солдат. Все бы бегали в панике: красная тревога, пропал солдат Шелл, ребята из моего отряда испугались бы, а потом нашли бы меня спящим посреди поля боя. Прощайте, медали. Да, наверное, так лучше. Я мог сколько угодно бахвалиться, но мне нужен был кто-то, кто позаботился бы обо мне. Ведь у Зорро был Бернардо.

Бернардо, Вивиан, дракон. Солнечное пламя на веках. Я не хочу, чтобы меня увозили. Земля трещит. Я ведь просто хотел ходить в школу.

Я сел прямо. Веки слиплись, горло болело так, будто я кричал. Стоял день. Было уже не очень холодно, но вот со всем остальным — беда. Постирать вещи? Нет, слишком далеко. Может быть, завтра. Я не хотел упустить Вивиан.

Она не пришла. Ни в тот день, ни на следующий, ни на послеследующий, и, если подумать, больше мы в этом доме не встречались. Я пожевал немного травы, даже землю попробовал, но тут же выплюнул, попил. Я погружался в жар, и взрослый голос, к которому я никогда не прислушивался, твердил, что нужно возвращаться, пока хватает сил, что, если я пойду сейчас, все будет хорошо. Я должен был добраться до заправки, пока еще не слишком поздно, там обо мне позаботится мама, она поставит меня на ноги.

Но я хотел подождать — еще чуть-чуть, на всякий случай. Всего денек, а потом еще один, может быть, еще один, но последний.

Когда я понял, что Вивиан не придет, прошло слишком много дней — слишком много дней в горячке и голоде, пожиравшем все тело. Я вдруг осознал, что никогда не смогу спуститься по дороге в форме буквы «Z». Когда я намочил штаны и ничего при этом не почувствовал, я понял, что дела совсем плохи.

У меня больше не хватало сил ходить на водопой. Оставалось только умирать, ждать, уменьшаться и скользить прочь из этого мира, в тишине, как это было с бабушкой.

Я испугался, но ненадолго. В конце концов, самое страшное — это не знать. Придет ли Вивиан, что меня ждет, где в следующий раз подкараулит Макре. Теперь все стало ясно: Вивиан не придет, я умру, а Макре может выдумывать любые гадости, мне будет все равно, потому что я умру, а он себя только на смех выставит.

Кстати, я практически не помнил лица Макре. В памяти всплывали только его злобные глазки. Забавно, я ведь так его ненавидел. Как это все было далеко.

Начался шестой день. Или седьмой. Точно не больше десятка, а мой разум обыскивал плато в поисках королевы. В полете это оказалось проще, удобнее, чем пешком, в жару и холод. За несколько секунд я преодолевал гигантские расстояния с одного края плато на другой: путешествие всегда заканчивалось там, где встает солнце. Но я так и не нашел, где она живет, хотя замок в наших краях, где ничего нет, — такое сложно не заметить.

Не стоило