Моя королева - Жан-Батист Андреа
Сказав это, я вдруг осознал, что не только из-за нее, а еще из-за родителей, Макре, школы, что я всегда был таким и не мог показать им, каков я на самом деле — взрослый, способный идти своим путем парень, которому не нужна помощь. Это я тоже рассказал Матти, и, кажется, я никогда столько не разговаривал, даже с королевой.
Наконец я признался ему в самом сокровенном страхе: может, и не было никакой Вивиан. Чем больше я об этом размышлял, тем сильнее убеждался: я все выдумал. У меня и раньше были воображаемые друзья, например кот, играющий на губной гармошке. Из-за этого один доктор из академии приехал пообщаться со мной в школу в самый первый раз.
Одно точно: Матти — особенный человек. Потому что сначала он долго смотрел на меня своей немой головой, а потом вдруг сказал:
— Знаю я твою подружку-парижанку.
Однажды, когда мне было семь, восемь или девять, но точно не десять, на заправку заехала семья в машине, похожей на космический корабль. Даже папа вышел полюбоваться. Автомобиль был настолько огромный, что, разведя руки широко-широко, я не мог дотянуться до обеих фар одновременно.
Отец сказал: америкашки приехали. Машина оказалась «бьюиком» — в наших краях таких не водилось. Они сделали снимок на поляроиде и уехали. После их отъезда я заметил, что один из мальчиков забыл коробку с надписью «Солдат Джо» и новенькой фигуркой внутри — никогда таких не видел.
Я умирал от желания поиграть с ней, но бабушка пугала адом, и я знал, что солдат Джо принадлежал не мне. Поэтому я поставил его на подоконник на случай, если вдруг семья вернется за игрушкой. Отец посмеялся надо мной и сказал, что америкашки не приедут, а если и приедут, то мы ответим, что никогда не находили их чертова солдата, и поскольку мне вряд ли доведется еще увидеть что-то такое дорогое, лучше воспользоваться моментом.
Я отказался. Коробка так и стояла на окне до сих пор. От солнца цвета полиняли, но солдат внутри был по-прежнему новенький: иногда я брал игрушку проверить, как у нее дела. В последний раз я смотрел на нее в тот вечер, когда ушел с заправки: смирно, на позиции, огонь! Не то чтобы я играл, повторял я себе, просто помогал ему оставаться в форме.
Матти напомнил мне солдата Джо: он никогда не разговаривал, казалось, его голос давно уже заржавел, но нет, из старой коробки он звенел совсем новенький, не утратив былых красок, готовый к действию. Это был голос прозрачной реки, который никак не вязался с седыми волосами: Матти прокатывал «р», словно вода гальку, с легким акцентом, напоминающим мне о бабушке, хотя не точь-в-точь таким же.
Тут уж настал мой черед потерять дар речи, потому что в голове творилось столько всего одновременно: у меня не получалось понять, как так, немой вдруг разговаривает, к тому же видел Вивиан и что-то о ней знает. Я принялся дышать часто-часто, тогда Матти положил руку мне на плечо и сам ответил на все вопросы, которые я не задал.
Не думайте, будто пастух вдруг заговорил длинными предложениями — нет. Он пользовался строгим минимумом слов, а паузы заполнял, пожимая плечами, хмурясь или качая головой. Он ворчал вместо «да» и издавал уже другие звуки, чтобы сказать «нет». Матти сказал, что в его стране опасно много болтать, поэтому он отвык, к тому же пастухи редко встречают людей. Если кто-нибудь задал бы ему вопрос, ответ на который требует слов, он бы заговорил, но таких желающих не нашлось. Поэтому он был нем большую часть времени.
Я согласился: на заправке дела обстояли примерно так же. Только я предпочитал не молчать совсем, а разговаривать с игрушками или иногда выпускать слова просто так, чтобы не копились внутри.
Матти знал Вивиан, он иногда видел ее, когда перегонял скот неподалеку от их жилища. Ее родители купили и отремонтировали дом в наших краях. Каждый год они приезжали из Парижа на каникулы и оставались до конца лета.
Тут меня одолели сомнения, и я спросил Матти, много ли еще осталось от лета. Он ответил, что сегодня тринадцатое июля, а дальше я и сам могу прикинуть. Я кивнул с видом знатока и ляпнул наугад, что до конца еще далеко, стараясь не слишком настаивать на вопросительном знаке вместо точки в этом предложении. Не получилось: мои слова прозвучали огромным тревожным вопросом. Матти прорычал вместо «ну да», и мне значительно полегчало. Если до конца лета еще далеко, Вивиан здесь. А если она здесь, мы увидимся, иначе и быть не может.
Я умолял Матти отвести меня к ней прямо сейчас. Я с ума сходил от одной только мысли, что Вивиан здесь, на плато, со мной, я хотел ее видеть и узнать, почему она забыла обо мне, ее лучшем друге. Матти посмеялся и сказал, что путь туда неблизкий и придется подождать до завтра.
Ничего глупее в своей жизни я не слышал, но было бы невежливо в этом признаться.
Пастух встал, отправился в овчарню и вышел оттуда с бутылкой без этикетки и рюмкой. Он сел обратно на порог, налил и предложил мне. Я почувствовал запах алкоголя и сказал, что мне нельзя: однажды я тайком выпил пива и натворил еще больше глупостей, чем обычно. Матти лишь пожал плечами, выпил залпом содержимое и прищелкнул языком о нёбо. Его настойка пахла полем после дождя, мокрыми цветами, но с какой-то горечью, которая твердила, что гроза еще не кончилась.
Солнце укатилось за другую сторону плато, и в мгновение ока стало темно. Я устал: если я ложусь поздно, то просыпаюсь утром в плохом настроении, а завтра предстоял важный день. Я сжал Матти в объятиях, чему он сильно удивился, да и я сам от себя такого не ожидал: пастух по-дурацки болтал руками какое-то время. Возвращаясь в дом, я видел, как он налил себе еще рюмку и выпил залпом.
Той ночью мне снился кошмар. Обычно в таких случаях приходил отец: он тряс меня и требовал, чтобы я перестал стонать, потому что мешаю ему спать. А в случае сильных кошмаров, от которых я плакал, меня утешала мама.
Я проснулся в поту,