Кризис чужого возраста - Маша Трауб

– И что ты ему скажешь? Пап, привет, это твоя дочь. Хотела сообщить, что твоя бывшая жена умерла. Ты, кстати, на похороны приедешь? Так? – Игорь начал злиться.

– Не знаю. Но мне кажется, это нужно сделать. Все-таки они не были чужими людьми, – не сдавалась я.

– Хочешь, ищи. Без меня. Я в этом участвовать не собираюсь, – ответил Игорь.

– Ты что-то помнишь из того времени? Я же была совсем маленькой, – спросила я.

– Ничего не помню, если честно. Все смылось. Да еще мама все фотографии выбросила. Он как-то вдруг исчез. Мама говорила, что папа уехал в командировку. А потом сообщила, что они развелись и у него теперь новая жизнь. Он нас бросил. Потом я и не спрашивал. Нет и нет, – ответил Игорь.

– Отец передавал какие-то подарки на праздники? – уточнила я.

– Вроде бы нет.

– А когда ты узнал, что у отца другая семья? – не отставала я.

– Тоже не помню. Просто спросил, где наш отец. Мама ответила, что с ним все хорошо, живет в Новосибирске с новой семьей. Мне этого оказалось достаточно. Больше я не интересовался.

– И никаких писем, телеграмм, совсем ничего?

– Не знаю. Если что-то и было, мама об этом не распространялась. Не думаю, что его поиски – хорошая идея. Пусть живет спокойно. Он уже однажды сделал свой выбор. Зачем его сейчас ставить в неловкое положение?

– Это не неловкое положение. Смерть его жены, матери его детей вообще-то. И если он приедет, разве ты не хотел бы его увидеть? – я пыталась убедить брата.

– Нет. А зачем? Столько лет не виделись, давно стали чужими людьми. Смысл встречаться на похоронах? Наладить родственные связи? Не самое лучшее время и место, – ответил Игорь.

Я знала, что он не изменит свое мнение. Всегда был таким, упертым. Раз решил, не отступит. Не пойдет на компромисс. Я была мягче, пыталась оправдать поступки других людей.

– Послушай, мы уже взрослые люди. Если у него есть семья и там тоже дети, они явно уже не младенцы и не подростки. Почему бы просто не проявить уважение? Найдем его, сообщим о смерти, и пусть он принимает решение. Приедет – мы будем рады. Не приедет – это останется на его совести, – предложила я.

– Хорошо, дерзай. Но без меня, – кивнул Игорь.

Найти отца оказалось не так-то просто. Да, у него было самое банальное из всех банальных имен – Семенов Владимир Иванович. Но в какой-то момент я начала думать, что отец, возможно, сменил фамилию, взяв фамилию жены. Я не могла его найти, как ни старалась. Так что на похоронах его не было. Кажется, Игорь внутренне ликовал – он оказался прав. Наш отец не был хорошим человеком, а я просто страдала от отсутствия ролевой модели перед глазами. Комплекс всех девочек, для которых фигура отца является основополагающей.

– Если ты сейчас скажешь, что я поэтому не замужем, – придушу.

– Заметь, это ты сказала, – пожал плечами Игорь.

Возможно, он был прав. Я оставалась незамужней бездетной училкой. Так себе история. Впрочем, очень полезная при устройстве на работу. Я не уходила в отпуск по уходу за ребенком, не брала отгулы. Была надежной и беспроблемной. Я не стала отвечать брату, что у него все же был какой-никакой образ отца, но его личная жизнь тоже не особо складывалась. Скоропалительные свадьбы и такие же скоропалительные разводы спустя три или четыре года. Детей не было. Так что мы, можно сказать, плыли с ним в одной лодке.

Мама напрасно переживала – на похороны пришло много людей. Ее ученики. Прощание прошло идеально – все говорили теплые слова. О том, какой доброй она была, как переживала за каждого из своих учеников, как всегда пыталась найти выход из самой сложной ситуации и неизменно отстаивала интересы детей, была их защитой. Последним к микрофону подошел мужчина. Профессор. Видимо, местная знаменитость – все разговоры тут же затихли.

Он рассказал, что именно Елена Ивановна определила всю его жизнь. Если бы не она – неизвестно, по какой дороге он бы пошел. В школе считался хулиганом, двоечником и совершенно неуправляемым. Все время на грани отчисления. И когда эта угроза стала совсем актуальной, Елена Ивановна пришла на педсовет с предложением. Она хотела забрать его, считающегося очень проблемным ребенком, в свой класс, лучший в школе. Завуч отказала. Тогда Елена Ивановна предложила «обмен» – двух ее лучших учениц, круглых отличниц перевести в тот класс, где учился «этот мальчик», как она его называла. В результате «этот мальчик» стал отличником, поступил в московский вуз, вернулся, защитил кандидатскую, потом докторскую. Теперь преподает в Новосибирском университете и всегда дает шанс самым отъявленным прогульщикам и хулиганам.

Речь была трогательной. Я об этом ничего не знала. Судя по выражению лица Игоря, он тоже не был в курсе педагогических подвигов нашей мамы.

С нами она такой не была. За четверку мы бывали наказаны. Мама не кричала, не ругалась, просто замолкала и с нами не разговаривала. Мы с братом боялись этого больше всего – ее отстраненности, равнодушия. Нас вроде как приговорили – ты никто, ничего для меня не значишь. Конечно, мы из последних сил старались ее не подвести. Игорь ночами бегал по стадиону, чтобы сдать нормы ГТО – получить заветный золотой значок. Я видела, как ему плохо, как его рвет от перегрузок, кровь идет носом. Но маме ничего не говорила. Игорь взял с меня слово, что ничего не расскажу. Он сдал. На торжественной линейке его вызвали на сцену и вручили значок. Брат все время ловил взгляд мамы:  она – наконец – довольна? Но его тошнило еще несколько месяцев после этого. Не мог нормально есть и спать. Позже я гадала – если я видела эти проблемы с братом, неужели мама их не замечала? Почему не обратилась к врачам? Игорь никогда ни на что не жаловался, говорил, что все в порядке. Но разве мать не должна чувствовать, что с ее ребенком что-то не так?

К микрофону вышла женщина приблизительно моего возраста. Сказала, что Елена Ивановна заменила ей мать. Только ей она могла рассказать, что волнует, тревожит, беспокоит. Только она ее поддержала в сложный момент жизни. Тут уже я удивилась. Я маме ни за что бы на свете не рассказала, что меня волнует или тревожит. Мама никогда не располагала к откровенному общению, разговору по душам. И по-настоящему не поддерживала