Кризис чужого возраста - Маша Трауб

– Хочу выспаться, – призналась Наталья Ивановна. – Уже, наконец, выспаться. За всю жизнь. Никогда не умела вставать рано, но приходилось. Буду спать сколько захочется.

Мама рассказывала, что довела Наталью Ивановну до квартиры, уложила в кровать, укрыла пледом и ушла. А через три дня маму вызвали в полицию. Она оказалась последней, кто видел директора школы в живых. В полицию позвонила соседка. Они всегда встречались утром на лестничной клетке. А тут Наталья Ивановна перестала выходить из квартиры. Пытались дозвониться до сына, телефон был отключен. Когда взломали замок, Наталья Ивановна была уже мертва. Вскрытие показало, что смерть наступила от обширного инфаркта.

Я приехала, попросив в своей гимназии три дня отпуска за свой счет. Обещала вести уроки дистанционно. На кладбище Наталью Ивановну сопровождали четверо юношей – сотрудники похоронного агентства – и мы с мамой. Больше никто не пришел. Для мамы это стало потрясением.

– Она столько сделала для школы, для города, для детей. Почему никого нет? – спрашивала она, оглядываясь в надежде, что придут ученики, родители. – Даже сын не пришел.

Я не знала, что ответить. Действительно, почему? Лишь один венок от представителей администрации – с благодарностью за долгий труд и так далее.

– Ее же все любили, – продолжала твердить мама.

– Возможно, боялись. Уважали, да. Но вряд ли любили. А сын… наверное, ему сложно – сначала хоронить ребенка, а теперь мать, – заметила я.

Мама помрачнела и замолчала.

– Интересно, ко мне тоже никто на похороны не придет? – спросила, хмыкнув, она.

Я замолчала. Мама считалась строгим, но справедливым учителем. Ее уважали, безусловно. Но любили ли?

– Володя – сын Наташи, она всегда была к нему строга и требовательна, – начала вдруг рассказывать мама. – Я вела у него в начальных классах. Мальчик средний, но послушный и старательный. Не яркий, не выдающийся. Всегда прятался за моей спиной, когда Наташа заходила в младшую школу его проведать. Старшая находилась в соседнем здании. Я его хвалила. Даже преувеличивала успехи. Не ради Наташи, ради Володи. Он расцветал, когда слышал похвалу. Да, Наташа была требовательной, ей всегда было мало – достижений, успехов. Но Володя вырос достойным человеком. А вот Петя – Наташин внук – не смог соответствовать. Я у него тоже вела. Петя как раз был ярким, взрывным, по-своему талантливым – фотографическая память, считал в уме лучше всех в классе. Но быстро уставал, ему все надоедало, не мог усидеть на месте.

– Синдром дефицита внимания и гиперактивность, – заметила я.

– Тогда такого диагноза не существовало, – пожала плечами мама. – Я ему позволяла больше, чем остальным ученикам, если честно. Видела, что он ранимый, слабый. Бабушкин характер ему не передался, к сожалению. Я разрешала ему уходить из класса, если становилось скучно, делать другие задания. Он прекрасно рисовал. Усеивал тетрадный лист мелкими фигурками – любил динозавров. А в конце писал ответ, например, по математике. Всегда верный. Ему было скучно расписывать пример. Решал в уме. Я говорила об этом Наташе. Ей было приятно. Проблемы начались уже в старшей школе. Петя в подростковом возрасте не справлялся с нервами. Часто взрывался, хамил учителям, убегал из школы. Его нужно было оставить в покое и позволить заниматься тем, что нравится. А когда бабушка – директор, к тебе повышенное внимание. Петя этого не любил. Я говорила Наташе, что Пете нужно особое обучение – кружки, секции, что угодно. Но она отмахивалась. Верила, что он перерастет. Обычный подросток. Все взбрыкивают. Но становилось только хуже. А потом начались сигареты, спиртное, какие-то таблетки. Наташа сама его в туалете поймала. Петя умолял ничего не говорить родителям, но Наташа рассказала, потребовала взять под контроль. За Петей чуть ли не следили, оттого он стал еще изобретательней. У него не было денег, его встречали и провожали из школы, лечили, но ничего не помогало. Школу он окончил чудом. Наташа ведь была категоричной, принципиальной и не сделала бы скидку даже собственному внуку. Петя сдал ЕГЭ. Правда, с теми баллами поступить в хороший вуз он бы не смог. Наташа была расстроена, разочарована. Она хотела гордиться внуком. Чем он занимался, что делал – никто точно не знал. И вот к чему все привело. Господи, бедная Наташа. Она так старалась! Ни одна бабушка не сделала столько для внука, сколько она! И никакой благодарности. Сын даже на похороны собственной матери не пришел. С невесткой-то все понятно – Наташа говорила, что она ее сыну неровня, и в проблемах внука винила ее, точнее, ее генетику. После того как Петю в первый раз положили в больницу, они с невесткой разругались. Наташа обвинила ее – именно в ее роду были алкоголики, шизофреники. Так чего ждать, что она родит нормального, здорового ребенка? Невестка обиделась и больше со свекровью не общалась. Сын встал на сторону жены, чего Наташа тоже понять не могла. И не простила сына за такой выбор. Обычная история. А теперь уже никого нет – ни Наташи, ни Пети. Не знаю, как Володя будет с этим жить. Он тоже не сильный по натуре. Выдержит ли?

Мы шли на кладбище. На входе, увидев цветочный киоск, мама вдруг настояла на покупке хризантемы в горшке.

– Наташа любила хризантемы. Ей часто их дарили. Они долго стоят.

Нам пришлось закопать саженец хризантемы в свежий холм. Мама все равно осталась недовольна. Недостаточно глубоко выкопала ямку, неровно посадила, не так закопала. Она сидела на лавочке на соседнем участке и руководила моими действиями. Я, если честно, готова была бросить в нее эту хризантему.

Я прекрасно понимала и Володю, и Петю. Ходить в школу, где директором является твоя мать, – то еще испытание. Все об этом знают и шушукаются. Моя мама была не директором, а всего лишь преподавателем младших классов, но я слышала, как родители других учеников сплетничали, что мне не пришлось проходить собеседование для поступления. И вообще все дается легче, чем другим. Это неправда. Спросите у моего брата, он подтвердит. Мама спрашивала с нас больше, чем с других детей. Нам нужно было соответствовать. Каждый божий день. Не дай бог опоздать, прогулять, не сделать домашку. Это же позор. Клеймо на имени заслуженного учителя. Мы не имели права на шалости в младшей школе, на самовыражение в старшей. У нас не было своего мнения. Мы автоматически считались частью системы.