Охота за тенью - Якоб Ведельсбю

— Ты заметил, что вы, немцы, если брать в общем и целом, стараетесь властвовать над вещами? — спрашиваю я.

Прежде чем он успевает ответить, я слышу свой голос, вещающий о том, что Германия, несмотря на прошлые прегрешения, была и остается мировой силой, прибавляющей в могуществе. Но вот вопрос: научила ли немцев чему-нибудь история, способна ли страна на стайерской дистанции совладать с собственной волей к власти или пятьдесят — сто лет уже не помеха неистовому желанию предпринять очередную попытку завоевать мир любой ценой.

— Тогда мы получим наконец «немецкий мир», и наверняка найдется множество людей, которые предпочтут его миру, в котором будут доминировать мусульмане или китайцы. Может быть, как раз сейчас засеваются зерна будущей мировой катастрофы, в которой Германия сыграет решающую роль?

— В таком случае мы это сами заслужили. На Европе лежит большая доля ответственности за нищету в странах третьего мира, особенно в Африке. Если бы мы создали в колониях, когда давали им независимость, подобающие условия существования, они не угодили бы в лапы сил, борющихся за мировое господство. Мы, европейцы, самые изнеженные и избалованные люди в мировой истории, и мы ни с кем не хотим делиться своим достатком. Мы закрываем глаза и уши, когда нищие вопиют о своей нищете, и отгораживаемся от проблем, которые, как нам прекрасно известно, не минуют и нас, когда бедные потребуют свой кусок пирога. Не видно никакой перспективы, европейские политики и не думают искать компромисс и в конце концов договориться о том, как помочь бедным странам встать на ноги. Бессилие и нежелание увидеть положение вещей в истинном свете приводят к поиску неадекватных решений, которые рано или поздно проложат путь к гибели всего человечества.

— Из тебя бы вышел отличный пророк, Йохан. — Я поражен его внезапным приступом ясновидения. — Но ты прав. Материализм у нас в Европе вытеснил духовность и гуманность. Мы, европейцы, представляем собой полмиллиарда отдельных островов, и мы готовы печься лишь о себе самих и наших земных благах.

Вернувшись в номер, Йохан, прыская от смеха, потешается над очередным фильмом с немецким дубляжом. Я, задержав ненадолго взгляд на экране, устраиваюсь с ногами на подоконнике. Пью минералку из мини-бара и смотрю на снег, кружащийся в свете больших уличных фонарей. По трассе проезжают бесчисленные машины, нагруженные подарками.

Возвращаясь домой из Польши с чемоданом, полным отснятых материалов, я хотел купить подарки Тао, но в те годы в Восточной Европе был страшный дефицит на всё. Я свесился через борт, когда паром из Свиноуйсьце входил в порт, и задолго до швартовки разглядел маму Тао в свитере с норвежским узором, с нашим мальчиком на руках. Она запрокидывала голову и вглядывалась в корабль, не замечая меня в людской толпе. Только тогда я вдруг осознал, как сильно по ней соскучился, и у меня слезы навернулись на глаза. Я бросился обратно в каюту, заставил себя высидеть в ней подольше и спустился с парома одним из последних. К этому моменту Тао уже выражал свое недовольство громким ревом, и я стал ругаться, и все закончилось тем, что она уехала с сыном домой к своей маме, а я отправился к себе и плакал во сне.

Йохан как-то незаметно перестал подавать признаки жизни. Я заползаю под одеяло. Матрац жесткий.

— Ты спишь? — шепчу я в темноту и не получаю ответа.

Слышу только звук своего дыхания. Я приближаюсь к воротам в царство сна.

18

Брюки словно сели на размер после того, как был съеден обильный завтрак — омлет, сосиски, несколько ломтиков белого хлеба с сырной нарезкой и джемом, апельсиновый сок и кофе с горячим молоком, так что я ослабляю ремень на одно отверстие и начинаю размышлять, какими будут первые признаки нового ледникового периода. Мир вокруг нас полон вьющихся в воздухе белых хлопьев.

Йохану не приходится напрягаться за рулем, он уже четвертый час выдерживает неизменные шестьдесят километров в час по заснеженной трассе, держась на расстоянии от впереди идущих машин, чем заметно выделяется на фоне местных водителей. Тут рассудочное поведение немцев дает сбой. Наверное, слепая вера в непогрешимость немецкого автопрома виной тому, что они чуть ли не подпихивают друг друга и наш «фиат» в задний бампер, безучастные к тому, что дорога давно превратилась в каток. На многих участках трассы отсутствует ограничение скорости, и черные автомобили скользят мимо нас по заснеженной полосе для обгона. У одних из динамиков доносится попса, у других хеви-метал.

This is the place where I belong

I really love to turn you on

I’ve got your sound still in my ear

While your traces disappear…[6]

— Там вообще кто-нибудь есть за рулем или этой машиной управляют дистанционно из какой-нибудь удаленной галактики? — бурчит Йохан, глядя в зеркало заднего вида. — Меня так и подмывает дать по тормозам.

Внедорожник с высоким клиренсом и тонированными стеклами словно приклеился к нам сзади.

— Не самая хорошая мысль, если принять во внимание, что он минимум втрое тяжелее нас. Мы рискуем превратиться в обгоревшие трупы в груде металлолома на обочине, — говорю я и продолжаю мурлыкать: This is the place where I belong.

Навстречу движутся две снегоуборочные машины с красными мигающими аварийными огнями. Йохан прижимается к обочине, пропуская их, то же самое делает едущий за нами автомобиль. Вскоре Йохан заезжает на заправку и подруливает к колонке, черный автомобиль следует за нами и подъезжает к одной из свободных колонок, но никто из него не выходит. Четыре выхлопные трубы выбрасывают пар.

Пока я сижу и думаю о своем, Йохан заходит в магазинчик и возвращается с кофе и бутербродом. Тогда открывается дверца с противоположной от нас стороны черного авто, и я вижу спину мужчины в пуховике, который тоже направляется к магазину. Он ходит там среди покупателей, ни разу не взглянув в сторону заправочных колонок. Мне приходится отъехать, чтобы дать место следующей машине, и стать немного поодаль. Йохан стряхивает снег с куртки и садится внутрь. Тут я замечаю, что внедорожника уже нет, и чертыхаюсь. Завожу мотор, даю газ, так что покрышки выскальзывают из колеи и цепляют край наста и льда, и мы выскакиваем обратно на трассу.

— Мы уже недалеко от Шварцвальда, я ощущаю это всем телом, — говорит Йохан, но не может точно сказать, где мы, потому что все указатели вдоль трассы занесло снегом, а навигатор потерял сеть. Темнота нарастает из прорех