Береги косу, Варварушка - Варвара Ильинична Заборцева

Подошли к воинской части, папа недолго поговорил с кем-то на пропускном пункте. Оба посмотрели на меня, улыбнулись и позвали к себе. Так я побывала в казарме, забрала вместе с папой его вещмешок и даже пообедала в столовой. Помню белую посуду с красными звездами и надписями: «АРМИЯ РОССИИ». Помню, было вкусно, и я съела порцию наравне с папой. Наверное, в дороге замерзла, вот и проголодалась. Выходит, это был последний раз, когда мы сидели за одним столом.

Бабушка попрощалась с папой дома, тети приезжали в этот городок, встретились в кафе рядом с воинской частью, а я видела, как папе хочется показать мне все, что можно и, наверное, нельзя. Помню, с каким интересом он водил меня повсюду, а мне все происходящее казалось какой-то экскурсией. И я забыла, по какому поводу приехала. И главное… тогда я, кажется, поняла папу. Не согласилась, но поняла: он делает то, во что верит, и готов нести ответственность за свой выбор.

– Что я, на пенсии, что ли, буду сидеть? Молодые пускай детей рожают, а я пойду, куда должен.

И я уезжала легко. Это был хороший день с папой.

В дорогу он дал мне целую горсть мятных леденцов.

Кажется, несколько из них до сих пор лежат у меня в сумке. Съела один и угостила подругу. Мы наконец пришли.

* * *

Вот она – сплошная вода, весенняя, большая, ради которой весь путь.

Широко разлились две реки. Русел будто не было и в помине. Реки сошлись воедино в том самом поле, где должен быть храм. Ищем его среди воды и не видим. Наверное, там, за густым ивняком, который успел набухнуть. Мимо проходила экскурсия. Женщина рассказывает школьникам:

– Внутри храма никогда не было воды, даже в самое сильное половодье!

– Это как?

– А вот так. Продумали, место выбрали. Бывает, что льдины о стены бьются, но в храм – никогда.

– А куда вся эта вода денется?

– Вода? Вода уйдет.

Мы с подругой пошли вдоль ивняка. Нужно забраться повыше. Вдоль поля приподнята железная дорога. Чуть ниже тропинка, идем по ней. Сорока вьет гнездо, а рядом селятся грачи, вдвоем. Подруга резко дернула меня за руку:

– Вниз только не смотри, не опускай глаза, смотри на птиц!

Я не успела спросить почему – сама увидела около ивняка половину собаки. Видимо, поездом разорвало. Вскоре наткнулись и на вторую половину. Раньше видела мертвыми только птиц. Ворон, голубей, уток, рябчиков, глухарей. Собаку впервые.

И тут я услышала знакомые звуки. Совсем не различаю птичьи голоса, но уток узнаю с детства. Это были они.

– Кря-я-кря-кря! Кря-я-я-кря-кря!

Мы пошли на их голос. И наконец увидели храм. Он проступил между ивовых ветвей. Сиял от закатного света среди воды. Две утки направились прямо к собору, а нам оставалось только наблюдать издалека. И мы смотрели не двигаясь, иначе снова пропадет из виду. Так и стояли, пока солнце не ушло.

Закончился день. И надо было думать, что дальше.

День девятый

«Мы продолжаем набирать высоту. Оставайтесь на своих местах».

Я летела на Пинегу.

Долго не думала, поняла главное: нужно как можно скорее оказаться рядом с бабушкой. Летать я люблю. Только взлетать боюсь, а потом легко в небе.

Правда, в этот раз долго пробивались сквозь облака, но все-таки вышли к солнцу. Всегда жду этот момент предельной ясности вокруг, но сейчас хотела зацепиться взглядом хоть за что-нибудь, а нé за что. Обездвиженное небо напоминает большое озеро. Именно озерная вода всегда казалась мне самой спокойной. Начала ее вспоминать и обнаружила, что испортила папе его последнюю охоту.

Это было начало осени. Мы поехали в лес – за всем сразу. Что попадется, то и будем брать. Взяли и ножи для грибов, много разных корзин и ружье. Как раз открылся сезон охоты на уток. Стоял хороший сентябрь. Сухой и теплый. Лес был светлым, солнечным, почти прозрачным, но я все равно боялась его. Даже если набреду на самых азартных красноголовиков, пойду за ними, пока вижу или слышу папу. И тут он пропал. Последний раз отзывался на озере. Нет бы догадаться, почему папа притих. Вместо этого как закричу:

– Па-а-а-по-о-у-у-у!

По лесу до самого озера пролетели мой голос и папин выстрел. Друг за другом, и голос все-таки впереди. Утки успели взлететь. Папа в тот раз промахнулся. Не ругался, но я видела, что расстроился. И только сказал:

– Тебе же утку хотел! Знаю, что любишь.

Я правда люблю. С детства помню, как дедушка приносил опаленных. Бабушка моет, рубит прямо на обеденном столе. Варит на печке в большой кастрюле. Запах на весь дом. Без приправ, только лаврушка. Запах самого леса. А бульон какой наваристый! Мясо и в каждом крылышке выгрызу.

А сейчас перед глазами те самые утки – летят высоко над озером. И папа такой маленький… Вспоминаю сейчас, и улыбка дурацкая вылезает. Наверное, те утки вскоре улетели на юг. А весной вернулись.

Сослуживцы говорят, папа смог подстрелить два дрона из трех. Из того самого ружья, охотничьего, которое взял с собой из дома. Только на третьем дроне промахнулся. Папа хорошо стрелял, но и промахивался нередко, с каждым случается.

Только утки не стреляют в ответ.

На лося или медведя папа не ходил. В этом деле все-таки лучше с напарником. Папа больше на озеро, один. Меня попробовал взять, а я вот подвела.

Тем временем самолет приземлился на снег.

Середина весны, а на Север еще не пришло оттеплие. До поселка долгая лесная дорога, с которой сразу в дом бабушки – она встретила поминальным блином. Высчитала, что уже девятый день.

В поселке я всегда живу в доме другой бабушки, в нем все детство и каждые каникулы. Сегодня буду впервые ночевать в доме, где вырос папа. В старой половине всего две комнаты – большая и маленькая, родительская и детская. У папы две старшие сестры. Одна уехала после школы, а другая живет за стенкой – вместе с мужем пристроили вторую половину. Тетя услышала меня и вскоре пришла. Бабушка постоянно доставала что-то из холодильника, мы с тетей по очереди усаживали ее обратно за стол. Сначала не понимали, как и о чем говорить, а потом стали цепляться друг за друга, за папу, за что-то далекое, лишь бы не молчать. И просидели допоздна. Кажется, впервые. Видимо, в детстве я была слишком маленькой для длинных разговоров, а потом надолго не заглядывала к бабушке – только спросить: «Что нового, как здоровье?» Она