Плутон меняет знак - Елена Козлова
– А ты развиваешься?
– Конечно. «Ауди» себе купил. Пошли покатаю? Она тут недалеко.
– Ящеров, ты пьяный.
– Да я просто покажу.
И мы с Ящеровым шли в нетрезвых осколках стеклянных зданий улицы Лесной и мельтешащей перед глазами пурге смотреть его «ауди». А потом мерс. Судя по возрастающей стоимости автомобилей, Ящеров не врал – он действительно развивался. Несмотря на все увещевания, мой собутыльник садился за руль, газовал и, бросив в открытое окно: «А муж твой тоже не Ален Делон», устремлялся в черную дыру проспекта. Я хохотала, и мой смех улетал в морозное графитовое небо, подсвеченное электрическим полотном города.
– Слава богу, – говорила я, садясь в такси.
– Чего, – не понимал таксист.
– Слава богу, что я не замужем за Ящеровым, – поясняла я.
Последняя наша встреча случилась как раз пять лет назад и закончилась нетрадиционно. Мы, не изменяя сперва сценарию, отправились в бар на «Белорусской». Ящеров гусарил, заказывал корявых крабов, а затем и шоты, то и дело доставая из кармана джогеров бумажник и открывая его, как книгу, перед моим хмелеющим носом. Бумажник взрезался вульгарной розовой полосой пятитысячных купюр и напоминал вагину. Я все хотела про это сказать, но мешали шоты, пожар от которых мы тушили крупными масляными оливками. Вторым козырем Ящерова были часы Patek Philippe, которые он то и дело обнажал, поправляя огуречный рукав рубашки Etro, прежде чем кинуть в себя очередную стопку. Были пройдены стадии обсуждения положения дел бывших сокурсников, этих голодранцев и неудачников, которым Ящеров, славный парень, регулярно одалживал деньги. Демонстрации фотографий супруги, а затем и любовниц, вздохов из-за невозможности нашего союза и предложения все же закрыть этот гештальт, то есть поехать «в гостишку». На стадии гостишки я вспомнила, что дома меня ждут тогда еще не бывший муж, сын и призрак матери. Последний смотрел на меня особенно строго. Я отошла в туалет, где оценила себя в зеркало на предмет трезвости, вернулась к размякшему однокурснику, мы бахнули еще по шоту и вывалились на улицу, где пьяно курили гости заведения.
– Пошли, Стасик, я тебе тачку новую покажу.
– Мне домой пора.
– Да я только покажу.
– Да верю я, что у тебя классная тачка.
– «Порш», движок 4,5. Жрет, конечно, как слон. Она за углом, это рядом совсем.
Мы прошли квартал, Ящеров подвел меня к запорошенному снегом темно-синему «кайену», похлопал по нему рукой в перчатке, собрался было сесть за руль, но передумал.
– Что-то я набухался, в глазах все плывет, разъебу еще свой «кайен», – мудро решил приятель.
Отметив правильность решения, я заказала такси в приложении.
– Я провожу тебя до дома, – сообщил он, наблюдая, как голубая машинка на экране движется к точке нашего неразврата.
– Не надо, – скромничала я.
– Нет, – геройствовал Ящеров, – что, если таксист какой-нибудь придурок? Отвезем тебя, а потом я отвезу себя.
Я согласилась. В такси Ящеров неожиданно навалился на меня всем своим раскисшим телом и заснул. Я пыталась его растолкать, хлестала по щекам, трясла за воротник пальто, но все без толку. Ящеров лежал на заднем сиденье, как мешок картошки. Лицо его было бледным и старым, на секунду мне показалось, что он умер. У подъезда, так и не добудившись Ящерова, я чинно вышла из такси и поспешила к домочадцам.
– Все шляешься, – поприветствовал меня призрак матери.
– Пьяная-помятая пионервожатая, – пропел Родик, открывая передо мной дверь спальни.
Маленький Валерий молчал – он спал.
В шесть утра мессенджер раскатился звонком. Это был Ящеров. Оказалось, его ограбил таксист, отобрал бумажник-вагину, часы и телефон, а самого спящего Ящерова выбросил из машины на обочину Ленинградского шоссе, где его тело заметили путники, растерли лицо дряблым снегом и доставили в отделение полиции. Там Ящеров окончательно пришел в себя и шершавым языком протокола написал заявление. Ориентировку сделать не удалось – мой друг не помнил, как выглядел таксист. Но все относительно в порядке, он уже дома, пьет горячий чай и вот звонит мне с компа, потому что телефона у него больше нет. И бумажника нет. И часов.
– Хрен с деньгами. И с телефоном. Хотя там нюдсы… Но часы! Стасик, мы должны найти водилу.
Я пообещала позвонить в службу такси, объяснить, как обстоят дела, и попросить оказать помощь следствию.
– Звони сейчас. Прямо сейчас. У него часы!
– Ящеров, ну что часы, главное, ты жив.
– Ты что, не понимаешь?
– Нет.
– Это не мои часы. Я у Таугера взял.
– Передо мной повыебываться?
– Козлова, это не смешно. Звони в такси. Меня Таугер прибьет.
– Я и не смеюсь. Уже звоню. Таксист, конечно, идиот. Его же ничего не стоит найти через сервис.
К вечеру глупого таксиста задержали. Непристойное содержание лопатника своей жертвы он успел потратить, телефон с нюдсами и часы Таугера были найдены при нем. Через пару дней мне позвонила следователь и пригласила на разговор. Я с благородным лицом приехала в отделение полиции и педантично изложила подробности ночного приключения Ящерова со своей, свидетельской точки зрения.
– Анастасия, – хмуро посмотрела на меня следователь, – а вы в курсе, что в крови вашего друга обнаружен клофелин?
– Нет.
– Возможно, его подмешали в увеселительном заведении, где вы с ним распивали спиртные напитки. – Взгляд следователя стал еще более непримиримым. – Вы же не могли его подмешать?
– Я? Зачем?
– Я тоже так подумала. Мы сейчас ведем похожее дело. Таксист вступил в сговор с барменом. Подсыпал посетителям снотворное в спиртные напитки, а потом вызывал таксиста, и тот их грабил. Возможно, это все звенья одной цепи.
Причастность недалекого водилы к одной цепи доказать не удалось, но еще полгода я ездила к следователю, которая каждый мой визит все же пыталась разглядеть во мне опытную клофелинщицу, пока грабителя наконец не посадили.
– Видишь, Козлова, нас все же соединили узы. Пусть не брака, но уголовного дела, – резюмировал эту нелепую историю Ящеров.
И вот прошло пять лет, и Ящеров снова объявился. Я представила, чем может закончиться наша очередная встреча, и не стала отвечать на сообщение. «К тому же вечером, Анастасия, ты планировала встретиться с новым кавалером с “Госчелобита”. Если, конечно, будешь жива после рабочего дня в нарколожке, – уговаривала я себя. – Да, согласна, свидания – это утомительно. Но, как говорит призрак матери, есть такое слово “надо”».
⁂
На лекции про страхи, кроме художника Сергея Ш. и алкоголика Влада П., томящихся в детоксе, я не обнаружила биполярника и наркомана Андрея К.
– А он объявил голодовку, вам что, не сказали? Лежит на кровати и в потолок смотрит, – поделились информацией реабилитанты.
– Почему?
– Андрей не хочет торчать тут год. Сказал, что это несправедливо и он лучше сдохнет.
Я пожала плечами и стала рассказывать про страхи. Что они бывают рациональные и иррациональные. Для наглядности нарисовала маркером табличку на доске. Реабилитанты сначала слушали, штриховали ручками клетки в тетрадях, а потом задремали. Я решила немного оживить выступление обратной связью и поинтересовалась, чего боятся мои подопечные. Боялись они в основном выходить из реабилитационного центра на свет божий. У большинства не было работы, не было навыков самостоятельной жизни, не было планов, не было мечты, не было веры в себя и надежды на то, что можно что-то изменить.
– Я боюсь, что как-нибудь обдолбаюсь на вписке и проснусь с презервативом в жопе, – задумчиво произнес наркоман Паша Д.
– Это еще хорошо, если с презервативом, – заметила проститутка Оля П.
– А я маму боюсь. Это она меня сюда сдала, потому что я взял ее наркотики…
Я слушала и молчала. Я молчала и думала, как они меня достали. Каждый день одно и то же. А я ведь только первый месяц тут работаю…
– А вы чего боитесь? – спросила алкоголичка Галя С.
– Я боюсь, что после реабилитации выход у большинства из вас только один – продолжать жить как жили.
Пациенты заржали. Лекция про страхи вышла скомканной. Я попрощалась и побрела в консультантскую. Алексей-говна-попей огорошил меня новостью о том, что мне надо еще «написать динамику». То есть заполнить личное дело каждого пациента сведениями о том, как идет лечение и каких успехов достиг реабилитант.
– А почему «написать»? – уточнила я. – От руки, что ли? Есть же комп…
– Он старый. Вот-вот
