Кочевые повести - Илья Одегов

– Салат «Цезарь», – произнес официант.

– И все?

– Все.

– Несите! – почти закричал Степаныч.

Тоня с удивлением посмотрела на Степаныча и сказала официанту:

– Мне стейк. Медиум. С рисом.

– А к вину? – спросил официант.

– Не, я не пью, – заявила Тоня.

– То-о-оня! – умоляюще воскликнул Степаныч.

– Степаныч, я же спортсменка, – засмеялась Тоня.

– И красавица, – добавил Степаныч смущенно.

Официант ухмыльнулся, но не ушел.

– Что-то еще?

– Пока все, – сказала Тоня.

На небольшую сцену в углу зала взобрались музыканты – парень с гитарой и девушка с флейтой. Поковырявшись в нотах, они тихонько заиграли что-то средневековое.

– Тоня, у меня для тебя кое-что есть, – сказал Степаныч и полез в карман.

– Да, кстати, Степаныч, у меня тоже, – вспомнила Тоня. – Ну, давай, ты первый.

– Нет-нет, – заволновался Степаныч, – дамы вперед.

– Ну ладно. – Тоня вытащила из сумочки кулек. – Вот, это от моего тренера.

– Что это?

– Мазь. Хорошая, импортная. После переломов самое то. Очень быстро восстанавливает. Как гипс снимут, сразу начинай мазать.

– Спасибо, – Степаныч спрятал мазь и, неловко схватив за руку Тоню, чмокнул ее пальцы.

– Какой ты все-таки старомодный, Степаныч, – засмеялась Тоня. – Ладно, теперь ты. Что там у тебя? Показывай!

Степаныч молча достал из кармана коробочку, поставил ее на стол перед Тоней и открыл.

В черном бархате тонуло тонкое золотое кольцо. Музыканты на сцене выдали заливистую коду и затихли.

– Степаныч, ты что? – спросила удивленно Тоня, не прикасаясь к коробочке. – С ума сошел? Ты же старый.

– Ну и что, – упрямо возразил Степаныч, чувствуя, что краснеет. – Это я снаружи старый, а внутри все горит.

– Не-не-не, – рассмеялась Тоня, отодвигая от себя кольцо. – И не думай даже.

– Тоня, я вас люблю, – дрожащим голосом сказал Степаныч, неожиданно для самого себя переходя на «вы».

– Ладно, Степаныч. – Тоня наклонилась через стол к нему. – Ты человек хороший. И умный. И ты мне нравишься, честно. Но не как мужчина, а… ну как дедушка, что ли. Давай не будем торопиться.

– Тоня, вы меня убиваете, – простонал Степаныч.

– Давай поскорее об этом забудем, – сказала Тоня, – к тому же вот и еду нам несут.

Официант деликатно отодвинул коробочку, разложил приборы и блюда по столу и налил Степанычу вина.

Степаныч сдержанно поблагодарил.

– А мне сегодня Мартин написал, – сказала Тоня.

– Мартин? – рассеянно переспросил Степаныч.

– Я не рассказывала? – засмеялась Тоня. – О, тогда слушай. Классная история. Мы, короче, летом на дачу поехали. Володя, мама и я. Володя – это мой старший брат, не ревнуй. У нас джип, только я почти не вожу, в основном Володя за рулем. Едем обратно. А вечереет уже, дорога пустая, степь вокруг. Видим: впереди велосипедист едет, по краю, почти по обочине. На спине у него рюкзак, большой, весь в наклейках каких-то иностранных. А мы как раз на днях в новостях видели, что в Казахстан приехал велосипедист-путешественник откуда-то из Германии или из Австрии. Что он уже полмира проехал на велосипеде и теперь до Казахстана добрался. До города еще далеко. Да и темно уже. Мы с Володей в таких ситуациях друг друга без слов понимаем. В общем, Володя газует, я окно опускаю, а сама думаю, что это ведь иностранец, по-русски не понимает, нужно как-то на английском объясниться, сказать, что, мол, помощь хотим предложить. Все, что успела вспомнить, так это то, что «помощь» на английском – «хэлп». Короче, Володя велосипедиста догоняет и начинает его так слегка подрезать, а я высовываюсь в окно и кричу этому велосипедисту: «Хэлп!!!»

Степаныч не выдержал и захохотал.

Тоня тоже засмеялась.

– Это еще не конец, Степаныч. Подожди. Кричу я, короче, «хэлп», а велосипедист чуть в кусты не упал, но удержался и ходу прибавил. Володя тоже поднажал, снова догнал и уже так основательней его к обочине прижимает, а я опять из окна вываливаюсь и уже во весь голос ору: «Хэлп! Хэлп!» – и стараюсь улыбаться во все зубы, чтобы как-то дать понять, что мы дружелюбно настроены, что мы на самом деле помочь хотим. Ниче подходящего к ситуации на английском больше не помню, понимаешь? Велосипедист глаза выпучил, а потом вдруг развернулся и куда-то в степь поехал, по бездорожью. Хорошо, что у нас джип. Кое-как догнали. Оказалось, что и правда тот самый путешественник из газет. Мартин. Хороший парень. Погрузили его велосипед в багажник, отвезли Мартина к себе домой, накормили, напоили, в общем, оказали гостеприимство. Извинились, что напугали, конечно. А он, оказывается, до сих пор вспоминает. Ну хорошо, что мы еще ему попались на дороге, а то чего только не бывает. Мало ли. И вот сегодня письмо прислал. Электронное. Добрался он до дома, вернулся в свою Австрию, теперь нас в гости к себе зовет.

– И что, поедешь? – спросил Степаныч.

– Мне некогда, у меня соревнования все время, – вздохнула Тоня. – А Володька, может, и съездит. Прикольно же. Я, кстати, завтра опять уезжаю, на сборы. Ненадолго, на пару недель всего.

– Для тебя ненадолго, – вздохнул Степаныч. – А я человек старый, всякое может за две недели случиться.

– Глупости не говори, Степаныч, – поморщилась Тоня. – Смотри у меня, чтобы был как огурчик к моему возвращению.

18

Назар выехал днем, но до трассы добрался только часам к пяти. В городе все едва шевелилось. Снег так и не расчистили, тут и там лежали не выдержавшие снегопада ветви деревьев, и машины двигались очень медленно. Нервы сдавали, водители переругивались, приоткрыв окна, а рев сигналов почти не умолкал. На трассе тоже была пробка. Водитель соседней с Назаром машины потерял терпение, вышел, хлопнув дверью, и подошел к мужикам, стоящим на обочине. Назар видел, как они пожали друг другу руки и о чем-то коротко переговорили. Сосед Назара угостил мужиков сигаретами и пошел обратно. Назар приоткрыл окно и, когда тот проходил мимо, крикнул:

– Извини, брат! Не знаешь, почему стоим?

– Да вот сам ходил выяснять, – сказал, приостановившись, сосед. – Говорят, там впереди на посту всех разворачивают. Приказ был в город никого не впускать и никого не выпускать.

– Ладно, выпускать, а почему не впускают-то? – удивился Назар и вылез из машины, чтобы поговорить. Все равно дорога стояла мертво.

На улице изо рта шел пар. Усы его собеседника были покрыты мелкими льдинками.

– Митингов боятся.

– Какие, к черту, митинги зимой?

– Да что зимой, что летом… – хмыкнул усатый. – Курить будешь?

– Да, можно и покурить, – согласился Назар, – время есть.

– У нас народ не пойдет, – сказал усатый, давая Назару прикурить. – Все же знают. Сколько раз уже было. Не люди, а терпилы. Над нами можно бесконечно издеваться, все стерпим. Менталитет такой. Митинги. В Алматы жителей больше двух миллионов. А сколько выйдет? Ну десять человек. Ну двадцать, тридцать. Ну тыща, может быть, выйдет. И что? Всех в обезьянник заберут на пару часов, проведут поучительную беседу и отпустят. Вот и весь наш митинг. Вот, зуб тебе даю, так и будет. И то если кто-то все же осмелится пойти. Но они там все равно боятся. Даже спецтехнику в город пригнали, слыхал?

– Так вот откуда танки… Ясно. А ты-то сам пошел бы?

– Я? Нет, конечно. А толку? Не верю я в митинги. Пусть все хреново, зато не воюем, зато дети мои целы. А те, у кого власть, – они всегда воровать будут и обманывать. У нас пока люди не умеют по-другому. Кого бы ты над собой ни поставил, он, как только власть и силу почувствует, сразу первым делом свой карман набивать начнет. А новый карман – всегда пустой. Так что пусть уж остается все как есть. Богатый вор лучше бедного.

– А я бы пошел.

– Чего уезжаешь тогда? Подождал бы пару дней. Может, и правда митинг.

– Не. К жене еду. И так задержался.

– Вот и я говорю, на хрен все это надо. К жене оно завсегда лучше, хе-хе. Ладно, поехали. Вон, вроде пропускать начали.

Назар коротко пожал усатому руку и забрался в свой «гольф».

Но машины не пропускали по-прежнему. Колонна двинулась только потому, что многие начали разворачиваться и уезжать. Назар не выдержал и тоже выкрутил до предела руль. Машины расползались по соседним улочкам, как муравьи, стараясь все же найти выход, лазейку.

Назар уткнулся пару раз в тупик, покрутился