Собаки и волки - Ирен Немировски
Лиля даже не стала дожидаться, пока она уйдет, чтобы запыхавшимся голосом рассказать свою историю.
«Добрая маленькая индюшка», – подумала Ада. Ей казалось, что кузина была рождена именно для таких приключений; она покорно принимала все, что подбрасывала ей жизнь, – будь то ласки или пощечины. Благодаря своей глупости она избежала проклятия своего народа, который не умеет отдыхать, но постоянно и тщетно пытается быть сильнее самого Бога. Ада находила в ней успокоение.
– Я не забуду тебя, Ада. Я буду помогать тебе. Я буду присылать тебе деньги.
Ада, улыбнувшись, поблагодарила ее. Она прекрасно знала, что как только Лиля пересечет границу, она тут же все забудет. Это была не ее вина, а ее счастье… Эти куриные мозги. «Как же мало брат и сестра похожи друг на друга», – подумала она.
– Как у тебя дела?
– Неплохо, – ответила Ада, – хотя французы бы точно со мной не согласились.
В доме к Бену и Аде относились с глубоким недоверием. Эти молодые люди, которые, казалось, не знали, что такое горячая еда, жаркое или наваристый суп, эти молодые люди, которые говорили на иностранном языке и быстро проходили мимо, опустив глаза, как будто боялись вас, они были… ах! они были иностранцами. Это слово говорило само за себя. Плывущие по течению, без корней, эмигранты, подозрительные субъекты. В общем, люди инстинктивно ненавидели Бена и жалели Аду. Но даже в этом случае между сочувствующей соседкой, которая думала: «Бедняжка, целыми днями одна», и Адой, которая незаметно для окружающих жила наполовину в воображаемом мире, на задворках настоящей жизни, лежала пропасть непонимания, которую не могли преодолеть никакие добрые намерения. Что же касается комфорта, с любовью приготовленной еды, шляпки, сооруженной из метрового куска ленты, купленного на распродаже, уютных вечеров, проведенных под лампой, напротив мужа, который, сунув ноги в тапочки, читает газету, а ребенок спит у него на коленях, что касается этой французской жизни, такой прекрасной, такой гармоничной, такой желанной, она была… она, должно быть, была приятной, но такой же трудной, такой же чужой для Бена и Ады, как для кочевников – существование оседлых людей в богатых краях.
– Да ты всегда жила как во сне, – насмешливо сказала Лиля.
Она вдруг подошла к кузине и поцеловала ее.
– Ада, Адочка, прости меня, я дурочка, голова дырявая. Я клянусь, что не забуду тебя: но ведь никогда не знаешь, никогда не знаешь… Поэтому, раз уж я здесь, я хочу сделать тебе подарок. Слушай, у меня в кошельке лежит десять тысяч франков. Да, он только что дал мне их, чтобы я купила себе дорожный костюм и чемодан. Поделим. Но надо понимать, это только для тебя, чтобы исполнить какой-нибудь твой каприз, а не для Бена.
– Почему не для Бена?
– Он и без тебя, и без меня прекрасно обойдется. Я не знаю никого, кроме Бена, про кого можно было бы с такой уверенностью сказать, что он и в огне не сгорит, и в воде не утонет.
– Он найдет твои деньги!
– Спрячь их, дурочка!
Ада взяла протянутые ей пять тысяч франков. Когда Лиля ушла, Ада первым делом пошла посмотреть на то, что было сделано за день. Зорко, внимательно и требовательно она разглядывала нарисованное на холсте полное чувственное лицо, нос крючком, фальшивый жемчуг и атласное платье, протертое на локтях. Кое-что получилось хорошо, здесь и здесь… Желтый отблеск старой свечи, контрастирующий с губами цвета красной герани, и влажный взгляд из-под тяжелых век. Но блеск атласа был не таким голубым, каким должен был быть. Она долго колебалась, держа в руках палитру, потом бросила ее в угол. Этот портрет одновременно и привлекал, и не нравился ей. Почему бы не нарисовать грациозных девушек в ярких шляпках, чудесные сады, фонтаны, июньские цветы? Она не могла. Это была не ее вина. Она должна была настойчиво и неутомимо разгадывать тайны, скрытые в печальных лицах и угрюмых небесах. На мгновение она прислонилась лбом к окну, потом взяла деньги, которые дала ей Лиля, и вышла на улицу.
Она направилась к дому Гарри. Часто, с тех пор как она вышла замуж и смогла свободно ходить по городу, она возвращалась под эти окна, подсмеиваясь над собой, но находя в этой бесцельной слежке своеобразное изысканное, тайное и пламенное наслаждение. Она искала не просто тень Гарри, не просто хотела увидеть его вживую. Это были отблески жизни, которая была красивее и спокойнее, чем ее собственная, менее бесчеловечной, и прежде всего потому, что она чувствовала, насколько ненормальной была ее жизнь. Не раз она встречала Гарри с Лоранс. Она следила за ними, слушала их разговоры, смотрела на них, представляя, какой будет их любовь. Она догадывалась, что они помолвлены. Она считала, что молодая француженка не выходит вот так на улицу, наедине с мужчиной, не будучи с ним помолвлена. Иногда она успевала их увидеть лишь на мгновение: они сразу садились в машину Гарри. Но иногда они немного проходили пешком, всего несколько шагов до угла улицы, где была лавка букиниста. Они заходили внутрь. Ада видела их через окно. Гарри брал в руки красивые книги, поглаживал их – она была буквально околдована, наблюдая, как смуглые легкие руки ласково скользят по коричневым или красным обложкам. Однажды, за несколько недель до этого, Ада видела, как они торговались из-за дорогой книги, которую в итоге не купили, и услышала, как Лоранс сказала, когда они выходили из магазина:
– Я вас уверяю, это просто безумие…
«Ах, как же она рассудительна», – подумала Ада. Как прекрасно быть такой! Как хорошо эта чужая девушка сумеет выбирать платья, мебель для гостиной, гувернанток для своих детей, красивые скатерти. Ада представила себе, как она покупает себе приданое, как мнет в руках простыни, чтобы оценить, насколько тонок материал.
Но сегодня она, Ада, сможет удовлетворить одну из прихотей Гарри. Эту книгу она рассматривала не раз, в магазине она занимала почетное место и стоила… почти все деньги, которые дала ей Лиля. Ада зашла в лавку букиниста и попросила показать ей томик. Она с любопытством рассматривала его. Вот то, что он хотел и, возможно, уже забыл… Но
