Собаки и волки - Ирен Немировски

без ветра. Кровать пододвинули поближе к окну, на свет, и положили ребенка рядом с Адой. Все ушли. Роза Либих шила в углу. Как отдыхают вечером после долгой прогулки, как после жары и пыли тоскуют по свежим простыням и мягкой постели, так и Ада, закрыв глаза, почувствовала, что ее переполняет физическое, почти животное блаженство, лучше которого она до сих пор ничего не знала. Она слабо шевельнула рукой, пощупала простыню, и это прикосновение наполнило ее мягкой, спокойной радостью, она посмотрела на отблеск света на кафельной плитке пола и улыбнулась. Ей казалось, что ее тело, разорванное болью на части, не восстановило своей целостности, своей пугающей способности страдать, когда страдает каждый уголок тела или души, оно освободилось от рабства, оно было разобщено, состояло из тысячи маленьких Ад, каждая из которых сохранила свою свободу, и каждая из них радовалась, не беспокоясь о других, а главное, не беспокоясь о настоящей Аде и ее прошлом. А было ли у нее вообще прошлое? Она дала жизнь новорожденному, но он преподнес ей прекрасный подарок, он делился с матерью тем, что принадлежало ему самому: даром сна, даром неведения, быть может, даром забвения.

Ребенок лежал у нее на руках. Они вместе заснули и вместе проснулись: он – чтобы заплакать, а она – чтобы улыбнуться, посмотрев на него. У него были редкие черные волосы и высокий лоб. Он ни на кого не был похож.

Она долго вглядывалась, но не увидела ни одной знакомой черты, и в то же время он казался очень взрослым и очень мудрым, как все дети в первые часы своей жизни.

Удивленно и с ощущением необыкновенного счастья она почувствовала рядом с собой мягкий, быстрый пульс, легкое биение сердца, вдвое быстрее ее собственного. Она подумала о Гарри, вспомнила, как он лежал в ее объятиях. Но Гарри был далеко от нее, там, где ему место в ее мечтах. Она заполучила его и потеряла его. Да, ее судьба была трудной и непонятной, но ей почему-то показалось, что она стоит на пороге объяснения, истины, которая вдруг прольет свет на несправедливость и решит проблему. Ребенок, несомненно, знал часть этой правды – и это придавало ему мудрый и взрослый вид; у нее была другая часть – она больше не боролась, ни о чем не просила, ни о чем не жалела и чувствовала себя такой легкой и в то же время такой усталой. Может быть, эти две части истины объединятся и зажжется сияющий свет? Пламя перекинется с одного дерева на другое и в конце концов сожжет весь лес.

Она стала загибать пальцы, как ребенок, подсчитывающий свои богатства:

«Живопись, малыш, храбрость: с этим можно жить. Можно очень хорошо жить».

Роза Либих, немного напуганная ее молчанием, встала и посмотрела на кровать.

– Как вы оба? – спросила она.

– Мы в порядке, – ответила Ада.

Она с улыбкой повторила «мы», подумав, что впервые в жизни смогла произнести это слово, зная, что это правда, и как же это прекрасно.

Я благодарю Евгению Капицкую (Тель-Авив, Израиль) за идею этого перевода и Марию-Анну Гущину (Инсбрук, Австрия) за проявленное терпение и внимательное отношение к редактируемому материалу, а также мою семью и всех моих русских и французских друзей, которые помогали и поддерживали меня все время работы над этой книгой.

Примечания

1

Птица, что прилетела из Франции… (фр.).

2

Рим, ненавистный враг… (фр.) – цитата из трагедии П. Корнеля «Гораций».

3

Бедный увядший листок, от стебелька оторван… (фр.) – цитата из стихотворения Венсана Арно «Листок».