Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева

Скворцов расслабился. Ну прозевал начало приступа, бывает.

Тем временем они спустились на нижнюю аллею.

– Точно, не позже пятого. – Сашка указал сигаретой на группку очень грязных и каких-то «неправильных» подростков.

До Скворцова не сразу дошло, что у них одинаковые, одутловатые, расслабленные лица. Он видел такие позже и в совсем другой стране.

– Токсикоманы, – пояснил Сашка. – Их через месяц в спецприемник заберут.

– Хочешь сказать, это по-настоящему?

– Откуда я знаю? Вот, творится. В доме и немного вокруг. И ты извини, кстати. Я проверить хотел, не все видят… или верят. Марусе вообще все равно. А ты вот такой, как я. Будем работать.

* * *

Когда Скворцов проснулся, на дворе снова был двадцать первый век. На кухне Маруся одновременно курила и красила ногти, а увидев Скворцова, улыбнулась и махнула кисточкой.

– Слушай, хотел спросить, ты голову зачем обрила?

– Выяснить хотела.

– Что?

– Насколько отрастут, когда умру. А ты как думаешь?

Ночью он не заснул. Сидел, смотрел на падающий снег и думал, что после контузии так его еще не накрывало. Зато враги не приходили, «не шептались у изголовья». Так шутила некогда рок-н-ролльная подруга Эльза. Вспомнилось начало ее так и не дописанной песенки-колыбельной.

Сумгаит, Осетия, Абхазия, Чечня. Заберут на небо Тебя, потом меня[35].

Глава 10

Чужая тайна

Шли заполненными последним летним солнцем дворами. Финн порывался гулять. Эта же дорога вела к собачьей площадке – большому пустырю по другую сторону Якуба Коласа, где по вечерам и выходным собирались местные собачники. А если и не туда, то к старухе, у которой в холодильнике всегда водилась вкусная колбаса. Сегодня его тревожил хозяин, который не торопился распустить на всю длину зажатый в кулаке поводок.

А Влад… Влад просто забыл, что взял волкособа с собой. В книгах в таких случаях пишут что-то вроде: «В душе его образовалась пустота». И еще что герой никак не может поверить в случившееся. Не было ни того ни другого.

Матери Влад поверил сразу. Внутри будто открыли все шлюзы памяти, и теперь там мешались обрывки разговоров, прочитанные книги (о некоторых спорили до хрипоты), язвительные комментарии Валентины Игоревны по поводу отечественной и импортной действительности. Влад ни вслух, ни про себя не примерял к отношениям с дальней родственницей слово «любовь». А о том, что в них вмешается другое сильное слово, подумать как-то не догадался. Он не знал, зачем он идет сейчас в пустую квартиру, что хочет увидеть или найти там.

Снизу от реки долетали скрипучие крики чаек. Вода, несмотря на яркий чистый день, была настороженная, взъерошенная, впереди ждал такой же настороженный темный подъезд, воняющий кошками и бомжами. Но для Валентины Игоревны это теперь совсем не проблема. Собственно, и смерть, по крайней мере с точки зрения Влада, обошла ее стороной. Он же не видел и уже не увидит ее мертвой. И если зажмурить память, можно представить, что она просто уехала на очередную филологическую конференцию. И не надо будет сравнивать с той единственной смертью, которая едва-едва промахнулась мимо него самого в армии.

Везение? Или то странное, неоконченное гадание за неделю до призыва. Все это время Влад считал, что именно оно отвело руку судьбы и то, что причиталось Владу, прилетело Ивану.

Иван вышиб себе мозги из калаша за пять недель до приказа. Стояла весна, май, сугробы синие с розовым, пятно крови казалось на них совсем черным.

Накануне вечером Иван строил планы, как он приедет к себе в Киров, кинет мамке барахло, пойдет снимет бабу и так ей вдует, так вдует, что стены затрясутся.

Влад подобрал облепленный бурым снегом автомат, распахнул дверь караулки, набрал самый короткий номер и сел ждать на пороге. Он не чувствовал холода, он вообще ничего не чувствовал, кроме вызубренного от информационного голода устава караульной службы. Вопросы были снаружи, между колючими звездами и бледным, похожим на газ в кухонной плите полярным сиянием.

Оказалось, он отключился. И включился обратно от невыносимой вони.

– Во! Этот живой! – сказал санитар и улыбнулся щербатым, без двух верхних резцов, ртом.

* * *

Света на площадке опять не было: похоже, кто-то выкрутил купленную месяц назад лампочку. Дверь пришлось открывать на ощупь. Финн сунулся внутрь, гавкнул для порядка, чихнул и недоуменно оглянулся на хозяина.

Внутри было тихо и слепо. Высокое, дореволюционное наверное, трюмо в прихожей закинуто старым рыжим пледом, который Валентина Игоревна обычно держала на балконе на случай прохладной погоды. Пахло застарелым табачным дымом.

Влад запер дверь, чтобы любопытный волкособ не сбежал в подъезд, и щелкнул выключателем. Лампа в зеленом шелковом абажуре отбросила тени. Спущенный с поводка Финн отправился инспектировать кухню, но сразу разочарованно вернулся. Влад медленно прошел вдоль книжных стеллажей и по привычке свернул через гостиную к лоджии, как будто там могло что-то измениться.

Изменилось, конечно. Пропал уют, который создавала и поддерживала хозяйка. Нет, она не была фанатом домашней уборки, ну так и уют создается не этим.

Влад уселся в кресло, выдвинул ящик и выложил на стол знакомые карты. Валентина Игоревна постоянно обращалась к ним по всяким житейским вопросам. Потом сама же себя и высмеивала.

Он аккуратно сложил колоду, сунул на место, но ящик задвинуть уже не смог. То ли от недавних дождей, то ли просто без присмотра столик перекосило. И кресло-качалка рассохлось. Его давным-давно Влад нашел у себя во дворе. Ошкурил, подклеил, покрыл лаком. Валентина Игоревна обрадовалась подарку. Потом была целая эпопея вдвинуть его на лоджию, поскольку советские двери на такую мебель рассчитаны не были. Пришлось разгребать от бумажных завалов подоконник, в процессе чего Валентина Игоревна обнаружила массу крайне важных, но давно утерянных артефактов.

Пока она читала, Влад с помощью отвертки и такой-то матери раскупорил намертво встрявшую раму, и кресло заняло свое нынешнее место. А теперь его куда?

На лоджию заскочил Финн. В зубах он нес поводок. Намекал, что в гостях хорошо, а гулять лучше. Влад потрепал его по серому загривку и искренне пообещал, что сегодня они обязательно погуляют. Только позже.

Волкособ понял. Замолотил хвостом и уселся. Сообразить, чем расстроен хозяин, он не умел, но готов был ждать.

Влад распахнул рамы, чтобы выгнать застоявшийся воздух, и пошел по комнатам раздергивать шторы и открывать форточки.

Спальня, куда он прежде никогда не заходил, пахла корвалолом, и с порога становилось ясно, что здесь не было никого после отъезда