Суп без фрикаделек - Татьяна Леонтьева
«А если ты заснёшь?» – подумала я. Деликатно пригубила напиток и отдала свой стаканчик Люсе.
– От виски никогда не откажусь, – весело сказала она и жахнула мой вслед за своим.
К боковой полке под руки тащили отчаянно матерившееся существо.
– Кабан! – кричали его заботливые товарищи. – Кабан, уймись! Тихо, не ори! Высадят! Ложись спать!
Больше всего хлопотала кудрявая сбитая особа с вульгарным макияжем.
Понятно, подумала я, эта у них за мамку.
– А вы, девчонки, за кого болеете? – провяньгал Кабан. В уголке рта у него скопилась слюна и потихоньку стекала на подбородок.
– А мы ни за кого, – ответила Люся. – Мы вообще просто. Болеем.
Я поглядела на её коленки. Когда-то Люся ходила в горы, там сорвалась и сломала ногу. Разорвала оба мениска, пока летела, зарубилась за скалу и повисла на вывихнутом запястье. С тех пор она может упасть на ровном месте и лежать в постели с отёком несколько дней. Я с ужасом представила, как пьяные фанаты валятся нам на колени и Люся вскрикивает от боли. Я придвинулась к ней поближе.
Кабан заснул, и я вздохнула с облегчением.
С Люсей мы ехали из Питера, с пересадкой в Москве. Она у меня гостила. Познакомились мы много лет назад на томском филфаке. Я тогда ушла с первого курса, а Люся – с последнего. Так никто из нас универ и не окончил, хотя иногда какие-то попытки всё же предпринимались.
Увидела я её впервые на студенческой сходке. Много пива, песни под гитару, и во всем этом царила Люся. Душа компании. Меня она сначала напугала, потому что проявила ко мне живейший интерес. А изъяснялась очень причудливо. Цитатами. Нет, ну не то чтобы прям по книге, в кавычках. Но как-то так. Заходит, например, в комнату Вероника, а Люся ей: «О, Вероника, я поняла твою причёску. Учкудук – три колодца…» Все смеются. А я сижу и мучительно думаю, что такое «учхудуб».
Ну или такие вот реплики: «Не та Жизель». «Говна-пирога». «Хуякс – а сиськи-то вот они!» «Гости пели и плясали и насрали в сапоги».
Нет, были и более поэтические. «Взаимное сердец лобызание», например. Но если про сиськи я ещё решалась спрашивать, то про Жизель ни в коем случае. А никакого Интернета под рукой тогда не было, и не могла я быстренько подглядеть, откуда всё это богатство. Приходилось делать вид, что я в курсе, и понимающе улыбаться. Но в первый же вечер Люся одолела меня вопросами, и я почувствовала себя хуже, чем на экзамене по литературе восемнадцатого века.
А потом мы подружились, и я уже никогда не стеснялась спросить, откуда это, а откуда то.
У Люси уникальная память и повышенный интерес к жизни. Помню, в первый этот вечер кто-то спросил её: «Ну а ты, Люся Борисовна, чего так веселишься? Ты чего, по жизни не страдаешь?» «Страдаю, – ответила она. – Но это такое удовольствие…» И заливисто захохотала.
Мы стали дружить и сближаться как-то катастрофически. Тем катастрофичнее это было, чем ближе становился мой отъезд. Летом я уехала в Питер. Однако же мы не разошлись, как в море корабли. Мы встречались каждое лето и с годами всё больше привязывались друг к другу.
Люся, неутомимый балагур, иногда говорила мне, что её порой гложет неизбывная печаль, что-то вроде вселенской скорби. Люся ждала от жизни понимания, абсолютного безоговорочного понимания от кого-то близкого. Иногда она плакала, как дитя, когда видела, что это попросту невозможно. «Ну вот ты меня понимаешь, – говорила она. – А больше никто. И что с этим де-е-елать? Да и ты иногда меня совсем не понима-а-а-ешь…» Я и сама готова была разрыдаться.
Люся старше меня на четыре года, и её первенство и главенство во всём как-то никогда не оговаривалось. Не потому, что она командир. А потому, что я инфантил. Если мы пойдём в лес, дрова рубить будет Люся, костёр разжигать будет Люся. Шашлыки жарить будет тоже она.
Ну или если в магазин пойдём, она всегда будет решать, что купить и сколько и как это приготовить. А я? А я буду вкушать. Люсе не сложно. Я, конечно, для порядка всегда поспрашиваю, не надо ли помочь. Люся только хмыкнет: «Сиди уж».
Ну или если к нам хулиганы пристанут, это она всегда даст отпор, а я спрячусь у неё за спиной. Если вдруг я напьюсь, она меня будет тащить на себе и отдирать от случайных собеседников. А такого, чтобы её приходилось тащить – да просто не было такого ни разу. Хотя в отпуске Люся любит выпить пива как следует. Просто она никогда не теряет бдительности, в отличие от меня.
В общем, она всегда за старшую. Мы как Винни-Пух с Пятачком. Полноватая Люся всегда идёт впереди. А я семеню следом: «Винни, Винни, подожди!»
И так много лет. Однако в этот сезон я решила, что всё будет по-другому. Это же Люся у меня в гостях, в конце концов. Хватит уже ей жарить для меня котлеты. Сама её буду кормить!
Впрочем, накануне её приезда у меня был такой кавардак в коммуналке, что я едва успела выветрить запах краски после ремонта. А на завтрак сварила рис и потушила замороженные овощи из пакета.
Люся недоверчиво покосилась на моё кушанье и сказала:
– Это что за шмурдяк? Я это, Таня, извини, есть не буду.
И добавила:
– А ты что, всегда ешь из собачьей миски? У тебя что, нормальных тарелок нет в доме?
Меня перекосило. А Люся пошла на кухню жарить котлеты. Ну ладно, думала я, положим, я не умею готовить. Но, может, Люся меня и научит?
Мы решили начать с супа. Я под её руководством резала морковку. Люся то и дело обращалась к соседу дядь Кеше то за перцем, то за тёркой.
– Ёбаный покос, Таня, у тебя даже лаврового листа нет, как ты живёшь?!
Я пыхтела.
– Ни говна, ни ложки, – приговаривала она и учила меня делать фрикадельки: – А теперь стой и помешивай!
В этот миг затрещал мой мобильник. Геныч из Москвы звонит! Ну как бы я с поварёшкой в руках, на коммунальной кухне с ним разговаривала? Сами понимаете. Я убежала в комнату и вернулась минут через пятнадцать. Люся меня к кастрюле уже не подпустила.
– Запомни, Таня: если занимаешься делом, так занимайся только этим делом! Всё, иди обратно разговаривай.
– Ну мне из Москвы звонили! – заныла я.
– Да хоть из Парижа! Суп тебе этого не